Талкотт Парсонс

Сведения о Т. Парсонсе даны перед его текстом «Понятие общества» (см. раздел 1, подраздел 1.2). Ниже приведены фрагмен­ты из третьей главы его книги «Система современных обществ». Их содержание раскрывает процесс формирования в Европе новых интеграторов (веротерпимость и другие): они способствовали кон­солидации населения традиционных государств, разделившихся на протестантов и католиков, в новые демократические государства. Наиболее продвинулась в этом направлении Англия, в которой со-циетальное сообщество глубоко дифференцировалось от религии, государства и прежней экономики. Это стало одной из важнейших предпосылок лидирующей роли Англии в мире на этапе ранней либерализации, чему уделено специальное внимание в базовом по­собии учебного комплекса (глава 17).

Н.Л.

ПОЯВЛЕНИЕ ПЕРВЫХ КОМПОНЕНТОВ СОВРЕМЕННОЙ СИСТЕМЫ*

Мыпредпочли датировать зарождение системы современных обществ не XVIIIв., с его эволюцией в сторону «демократии» и индустриализации, а XVIIв., с его изменениями в устройстве со-циетального сообщества и в особенности в отношении религии к легитимизации общества.

После того как Реформация сотрясла религиозное единство за­падного христианского мира, появилось относительно устойчивое разделение примерно по оси север — юг. Вся Европа к югу от Альп

* Цит. по: Парсонс Т. Появление первых компонентов современной системы // Система современных обществ. / Пер. с англ. Л.А. Седова, А.Д. Ковалева. М., 1997. С. 72-74, 93-97. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 17 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

осталась римско-католической; и римско-католический «полу­остров» с Францией как его наиболее важной частью вторгся в Се­верную Европу. Протестантизм в Швейцарии оказался защищенным и гарантированным особым характером ее независимости. Хотя в на­чале XVII в. Вена была преимущественно протестантской, Габсбурги сумели «рекатолизировать» Австрию, чему способствовала турецкая оккупация Венгрии, где были сильными позиции протестантизма.

По мере усиления религиозной борьбы происходила консолида­ция «южного пояса» политических образований. В XVIв. существо­вал союз двух наиболее важных государств, Австрии и Испании, под личным правлением императора из династии Габсбургов Карла V «Середина» этой империи была под покровительством Королев­ства обеих Сицилии, непосредственно граничившего с Папской областью. Присутствие в Италии папства и проникновение в этот регион власти Габсбургов делали невозможным сколько-нибудь продолжительное и действительно независимое существование здесь городов-государств.

Контрреформация навязала особо тесное единение церкви и государства, наиболее яркопроявившееся в инквизиции. В противо­положность «либеральным» тенденциям в позднесредневековом и ренессансном католицизме, контрреформаторская церковь сделала упор на жесткую ортодоксию и авторитарную организацию. Союз гражданской власти с церковью, направленный на насильственное поддержание религиозного конформизма, способствовал расшире­нию и консолидации власти центрального правительства. Насилие это предпринималось во имя Священной Римской империи с ее особой религиозной легитимностью и божественно ниспосланным императором. К этому времени политическая структура империи стала гораздо более интегрированной, чем в Средние века.

Тем не менее империя была уязвимой в том отношении, что в ее сердцевине находилась слабо организованная «германская нация»: население Австрии к тому времени было лишь частично германским, а корону в Венгрии и Богемии Габсбурги обрели через личную унию. Вестфальский договор, закончивший беспощадную Тридцатилет­нюю войну, не только сделал независимыми от империи Голландию и Швейцарию, но и провел разграничительные религиозные линии внутри оставшихся в составе империи областей; многие германские князья выбрали для своих владений протестантизм, следуя формуле cuius regio, eius religio¹. В гораздо большей степени, чем отпадение

¹ «Чья страна, того и вера» (лат.). — Прим. сост.

от Рима Англии Генриха VIII,этот выбор подрывал легитимность прежней секулярной структуры христианского мира, поскольку им­перия прежде мыслилась как «мирская рука» римско-католической системы, обладающей единством. Договор представлял собой вы­нужденный компромисс, альтернативой которому могло быть лишь бесконечное продолжение крайне разрушительной войны. Как бы то ни было, он похоронил любые реалистичные надежды на восстанов­ление римско-католической европейской системы. В течение более чем трех последующих столетий области, наиболее тесно связанные с контрреформацией, оставались очагами самого упорного сопро­тивления многим процессам модернизации, цитаделью монархизма аристократии и полубюрократических государств старого типа.

Хотя протестанты мечтали о том, чтобы возобладать во всем за­падном христианском мире, они скоро раскололись на различные вет­ви и никогда не смогли создать концепцию единства наподобие той, что была в средневековом римском католицизме. Эта фрагментация способствовала развитию независимых территориальных монархий, имеющих в основе неустойчивую интеграцию абсолютистских поли­тических режимов и «национальных церквей». Однако в этой ситуа­ции содержались и зародыши внутреннего религиозного плюрализма, который и охватил стремительно Англию и Голландию.

Исход борьбы между Реформацией и контрреформацией представлял собой двойной шаг в направлении плюрализации и дифференциации. Англо-голландский фланг оказался впереди, стал предвестником будущего. Развитие внутри империи выдви­нуло на первый план проблему интеграции, частично снимающей жесткое разделение на протестантов и римских католиков. Мно­гие историки современной Европы видят здесь лишь зашедший в тупик конфликт. Однако на римских католиков в протестантских государствах стала распространяться религиозная терпимость, и то же самое происходило в католических государствах по отношению к протестантам, хотя основополагающие принципы при этом в жертву не приносились...

Заключение

Наш главный тезис заключался в том, что к концу XVII в. Англия стала самым высокодифференцированным обществом в европей­ской системе, продвинувшимся в этом направлении дальше, чем какое-либо из прежде существовавших обществ. Взяв социетальное сообщество как основную точку отсчета, мы рассмотрели, как прои­зошла его дифференциация от религии, государства и экономики.

Сначала традиционное для Европы слияние религии и государ­ства с социетальным сообществом было подорвано протестантским движением с его значительной толерантностью и вероисповедаль-ным плюрализмом. Не только английское государство было обязано предоставить основные права религиозным диссидентам, но и в социетальном сообществе гражданство уже не связывалось с тради­ционным религиозным конформизмом. Это разделение влекло за собой и новый способ интеграции, и дальнейшую дифференциацию, поскольку допускалось, что социетальное сообщество не ограничи­валось только единоверцами короля (eius religio), но включало в себя также и протестантских нонконформистов.

Эти перемены были связаны также с двумя сторонами процесса повышения уровня генерализации ценностей, происходившего в системе сохранения и воспроизводства образца в английском обще­стве. Во-первых, основой ценностного согласия должна была стать «мораль» как нечто более общее, чем любая из вероисповедальных позиций. Реформация и раскол в протестантизме стали угрозой солидарности социетального сообщества. В Англии, однако, при­надлежность к конкретным конфессиям не требовала морального консенсуса на уровне общества в целом. Во-вторых, возникла об­щая приверженность ценности рационального постижения мира, отчасти из-за практической полезности такой установки, но не только из-за нее. Не без определенных шероховатостей, но все же философия и наука, как таковые, — не только, например, англи­канские философия и наука — стали считаться «хорошим делом» при поддержке всех наличных конфессий, включая даже римский католицизм.

С утверждением «национального» сообщества получили раз­витие два главных механизма для взаимной дифференциации со­циетального сообщества и государства. Один — это такой способ управления, в котором наиболее влиятельные элементы общества являются членами не правительственных структур, а представитель­ных органов. Решающую роль здесь сыграла палата представителей. Вторым главным механизмом было право. Более чем какая-либо иная правовая система, английское право провело четкое различе­ние статуса члена социетального сообщества, обладающего правами, которые Государство обязано соблюдать, и статуса «подданного» короля как главы государства...

Центральным моментом в дифференциации социетального сообщества и экономики была «коммерциализация» сельского хозяйства, особенно когда она затрагивала земельные интересы

35-3033

джентри. Обычно сельским сообществам была присуща недиф­ференцированная аскриптивная структура, особенно сильно сопротивлявшаяся модернизации. Но ориентация английского сельского хозяйства на рынок породила коммерческий интерес, связавший сельские поселения с городами «горизонтально», вместо их «вертикальной» связи феодального типа с аристократической государственной иерархией, и тем самым была смягчена острота «крестьянской проблемы».

Параллельный процесс дифференциации в городах сломал па­триархальный партикуляризм цеховой системы. Поскольку Англия была в целом менее урбанизирована, чем некоторые регионы конти­нента, важно было, чтобы процесс дифференциации был поддержан со стороны влиятельных сельских слоев. Главные институциональ­ные основы дифференцированной рыночной экономики были за­ложены в Англии задолго до появления технических изобретений и других новаций, связанных с промышленной революцией. Не менее важным было влияние пуританства, особенно среди проникнутого духом новаторства купечества, но также и среди джентри, многие из которых были пуритане...

Главное в том, что имело отношение к адаптивной способности личности, состояло во влиянии, которое оказал на мотивацию по­ведения личности протестантский аскетизм, названный М. Вебером «аскетизмом в миру». Он усиливал мотивацию на достижение в «земных призваниях». «Ситуация», наделяющая смыслом такое до­стижение, «определялась» с точки зрения культуры не как «потусто­ронняя», а как «посюсторонняя», ориентированная на построение достойного общества, а не только на спасение души по окончании земной жизни. Это была универсалистская и новаторская ориен­тация в том смысле, что мандат на достижение предоставлялся каждому человеку и выдавался не для увековечения традиции, а для построения нового «царства».

Поощрение такого типа личной ориентации имело неодина­ковые последствия в разных областях. Где-то оно способствовало тяге к научному исследованию. В английском праве оно создало широкие предпосылки для утверждения определенного типа инди­видуализма. Но особенно оно коснулось через рыночные отношения экономической сферы. Произошло это не из-за того, как упорно твердят, что рынок распахнул двери «эгоистической выгоде» и «ма­териализму». Скорее это случилось потому, что рыночный механизм впервые создал широкий институциональный контекст, в рамках которого оказалось возможным высвободить индивидуальные до-

стижения и заслуги из некой диффузной сети не имеющих отно­шения к делу связей. Рынок довел дифференциацию социальной структуры до такого предела, когда в значительно большей степени, чем когда-либо прежде, оказались возможными широкий выбор способов действия, оценка индивидуальных успехов и в каком-то смысле пропорциональное их вознаграждение. Эта возможность и представляется нам наиболее значимой в той связке, которая об­разовалась из протестантской этики индивидуального достижения и ее воплощения в рыночной деятельности, о чем писал в своих знаменитых трудах Вебер².