ТРИ ДОБРОДЕТЕЛЬНЫХ ЭГОИСТА

Недавно пришли ко мне три добродетельных эгоиста. Первый из них был саньяси — человек, который отказался от мира; второй был востоковед, глубоко верующий в братство; третий — убежденный последователь одной удивительной утопии. Каждый из них энергично действовал по своей линии и смотрел свысока на установки и деятельность других; каждый находил источник силы в своей собственной убежденности. Все они были горячо преданы своей особенной форме верования, и все как-то странно были безжалостны.

Они говорили мне, особенно последователь утопии, о своей готовности отказаться от всего или пожертвовать собой и своими друзьями во имя того, во что они верили. Они казались кроткими и добрыми, особенно человек, преданный братству, но в них было какое-то жестокосердие и та особая нетерпимость, которая свойственна тем, кто чувствует свое превосходство над другими. Они были избранными, толкователями; они знали и были уверены.

Во время беседы саньяси сказал, что готовит себя к следующей жизни. Настоящая жизнь, по его словам, может дать ему очень мало, так как он познал все иллюзии мирской жизни и отказался от мирских путей. Он добавил, что у него есть неизжитые личные слабости и некоторые трудности в сосредоточении, но в своей будущей жизни он осуществит идеал, который поставил перед собой.

Все его интересы и устремления основывались на убеждении, что он должен стать чем-то в своей следующей жизни. Мы говорили довольно подробно, и все время его упор был на завтрашнем дне, на будущем. «Прошлое существует, — говорил он, — но всегда в отношении к будущему; настоящее — это только переход к будущему, а сегодняшний день представляет ценность лишь в связи с тем, что будет завтра. Если бы не было завтрашнего дня, для чего же тогда делать усилия? Можно было бы просто вести растительную жизнь или уподобиться жвачному животному».

Жизнь, по его словам, это непрерывное движение от прошлого через миг настоящего к будущему. «Мы должны использовать настоящее, — сказал он, — чтобы стать в будущем мудрыми, сильными, исполненными сострадания. И настоящее, и будущее преходящи, но плоды пожинает завтрашний день». Он настаивал на том, что сегодняшний день — это только переходная ступень, и что мы не должны слишком беспокоиться о нем и как-то особенно принимать его. Мы должны твердо держать перед собой идеал завтрашнего дня и делать путь к нему успешным. В общем, настоящее вызывало у него раздражение.

Человек братства был более образован, а его манера говорить была более поэтичной; он искусно выбирал слова, обладая даром убеждения, и был весьма учтив. Он также уготовил для себя божественную нишу в будущем. Он тоже должен был стать чем-то. Идея эта наполняла его сердце, и во имя будущего он собрал учеников. «Смерть, — сказал он, — прекрасная вещь, так как она приближает человека к той божественной нише, которая делает для него возможным жить в этом скорбном и уродливом мире».

Он целиком стоял за то, чтобы изменить и облагородить мир, и ревностно работал во имя братства людей. Он считал, что честолюбие, с сопутствующими ему жестокостью и моральным разложением, неизбежно в мире, где должны делаться дела; поэтому, если бы вы захотели осуществить некоторые организационные мероприятия, вам пришлось бы в какой-то степени испытать оборотную сторону вещей. Работа для блага людей имеет важное значение, так как она помогает человечеству; тот, кто противится ей, должен быть отстранен — не грубо, конечно. Организация, созданная во имя этой работы, имеет величайшее значение, и ей нельзя ставить препоны. «У других свой путь, — сказал он, — но наш путь является основным; всякий, кто мешает делу, тот не наш».

Сторонник утопии представлял странную смесь идеалиста и человека практичного. Библия его была не старая, а новая. Он принимал новое без всяких оговорок. Он знал, к чему придет будущее, так как новая библия предсказывала, каково должно быть это будущее. Его план состоял в том, чтобы сначала произвести хаос, потом заново все организовать и осуществить свою цель до конца, «Настоящее, — сказал он, — извращено, его надо уничтожить, а после его разрушения должно быть построено новое. Настоящее необходимо принести в жертву во имя будущего. Наиболее важное значение имеет будущий человек, а не человек сегодняшнего дня».

«Мы знаем, как создать этого будущего человека, — сказал он, — мы можем сформировать его ум и сердце, но мы должны получить Власть, чтобы сделать что-либо полезное. Мы готовы пожертвовать собой и другими, чтобы создать новое государство. Всякого, кто стоит на пути, мы уничтожим, так как средства не имеют существенного значения; цель оправдывает средства».

Ради окончательного мира можно применить любую форму насилия; ради окончательной свободы индивидуума тирания в настоящем неизбежна. «Когда мы будем иметь власть в своих руках, — провозгласил он, — мы применим любые формы принуждения, чтобы создать новый мир без классовых различий, без духовенства. Мы никогда не отойдем от нашего основного тезиса; мы твердо стоим на этом, но наши стратегия и тактика будут меняться в зависимости от меняющихся условий. Мы планируем, организуем и действуем для того, чтобы уничтожить теперешнего человека ради человека будущего».

Саньяси, человек братства и последователь утопии — все они живут ради завтрашнего дня, ради будущего. Они не честолюбивы в обычном смысле, они не домогаются высоких почестей, богатства или признания; но они честолюбивы в более тонком смысле. Утопист отождествил себя с группой людей, которые, по его мнению, получат власть, чтобы пересоздать мир. Человек братства жаждет быть возвеличенным, а саньяси стремится к своей цели. Все они снедаемы собственным становлением, собственными достижениями и расширением своей личности. Они не видят, что это желание отвергает мир, братство и высшее счастье.

Любая форма проявления честолюбия, будет ли она ради группы, ради индивидуального спасения или ради духовного достижения, — это действие, отложенное на будущее; желание есть всегда желание будущего. Желание становления — это бездействие в настоящем. Теперь имеет большее значение, чем завтра. В данном миге заключено все время; понять миг — значит быть свободным от времени. Становление есть продление времени, продление скорби. Становление не содержит бытия. Бытие всегда в настоящем, и бытие есть высочайшая форма преображения. Становление — это всего лишь модифицированная непрерывность, продолжение, а радикальная трансформация существует лишь в настоящем, в бытии.