Изидора-6. Светодар

Мы со Стеллой ошеломлённо молчали, до глубины души потрясённые рассказом Изидоры... Конечно же, мы наверняка были ещё слишком малы, чтобы постичь всю глубину подлости, боли и лжи, окружавших тогда Изидору. И наверняка наши детские сердца были ещё слишком добры и наивны, чтобы понять весь ужас предстоящего ей и Анне испытания... Но кое-что уже даже нам, таким малым и неопытным, становилось ясно. Я уже понимала, что то, что преподносилось людям, как правда, ещё совершенно не означало, что это правдой и было, и могло на самом деле оказаться самой обычной ложью, за которую, как ни странно, никто не собирался наказывать придумавших её, и никто почему-то не должен был за неё отвечать. Всё принималось людьми, как само собой разумеющееся, все почему-то были этим совершенно довольны, и ничто в нашем мире не становилось «с ног на голову» от возмущения. Никто не собирался искать виновных, никому не хотелось доказывать правду, всё было спокойно и «безветренно», будто стоял в наших душах полный «штиль» довольства, не беспокоимый сумасшедшими «искателями истины», и не тревожимый нашей уснувшей, забытой всеми, человеческой совестью...

Искренний, глубоко-печальный рассказ Изидоры омертвил болью наши детские сердца, даже не давая времени очнуться... Казалось, не было предела бесчеловечным мукам, причиняемым чёрствыми душами уродливых палачей этой удивительной и мужественной женщине!.. Мне было искренне боязно и тревожно, только лишь думая о том, что же ждало нас по окончании её потрясающего рассказа!..

Я посмотрела на Стеллу — моя воинственная подружка испуганно жалась к Анне, не сводя с Изидоры потрясённо-округлившихся глаз... Видимо, даже её — такую храбрую и несдающуюся — ошеломила людская жестокость. Да, наверняка, мы со Стеллой видели больше, чем другие дети в свои 5-10 лет. Мы уже знали, что такое потеря, знали, что означает боль... Но нам ещё предстояло очень многое пережить, чтобы понять хоть малую часть того, что чувствовала сейчас Изидора!.. И я лишь надеялась, что мне никогда не придётся такого на себе по-настоящему испытать...

Я зачарованно смотрела на эту прекрасную, смелую, удивительно одарённую женщину, не в силах скрыть навернувшихся на глаза горестных слёз... Как же «люди» смели зваться ЛЮДЬМИ, творя с ней такое?!. Как Земля вообще терпела такую преступную мерзость, разрешая топтать себя, не разверзнув при этом своих глубин?!.

Изидора всё ещё находилась от нас далеко, в своих глубоко-ранящих воспоминаниях, и мне честно совсем не хотелось, чтобы она продолжала рассказывать дальше... Её история терзала мою детскую душу, заставляя сто раз умирать от возмущения и боли. Я не была к этому готова.Не знала, как защититься от такого зверства... И казалось, если сейчас же не прекратится вся эта раздирающая сердце повесть — я просто умру, не дождавшись её конца. Это было слишком жестоко и не поддавалось моему нормальному детскому пониманию... Но Изидора, как ни в чём ни бывало, продолжала рассказывать дальше, и нам ничего не оставалось, как только окунуться с ней снова в её исковерканную, но такую высокую и чистую, не дожитую земную ЖИЗНЬ...

Проснулась я на следующее утро очень поздно. Видимо, тот покой, что подарил мне своим прикосновением Север, согрел моё истерзанное сердце, позволяя чуточку расслабиться, чтобы новый день я могла встретить с гордо поднятой головой, что бы этот день мне ни принёс... Анна всё ещё не отвечала — видимо, Караффа твёрдо решил не позволять нам общаться, пока я не сломаюсь, или пока у него не появится в этом какая-то большая нужда.

Изолированная от моей милой девочки, но зная, что она находится рядом, я пыталась придумать разные-преразные способы общения с ней, хотя в душе прекрасно знала — ничего не удастся найти. Караффа имел свой надёжный план, который не собирался менять, согласуя с моим желанием. Скорее уж наоборот — чем больше мне хотелось увидеть Анну, тем дольше он собирался её держать взаперти, не разрешая встречу. Анна изменилась, став очень уверенной и сильной, что меня чуточку пугало, так как, зная её упёртый отцовский характер, я могла только представить, как далеко она могла в своём упорстве пойти... Мне так хотелось, чтобы она жила!.. Чтобы палач Караффы не посягал на её хрупкую, не успевшую даже полностью распуститься, жизнь!.. Чтобы у моей девочки всё ещё было только впереди...

Раздался стук в дверь — на пороге стоял Караффа...

— Как вам почивалось, дорогая Изидора? Надеюсь, близость Вашей дочери не доставила хлопот Вашему сну?

— Благодарю за заботу, Ваше Святейшество! Я спала на удивление великолепно! Видимо, именно близость Анны меня успокоила. Смогу ли я сегодня пообщаться со своей дочерью?

Он был сияющим и свежим, будто уже меня сломил, будто уже воплотилась в жизнь его самая большая мечта... Я ненавидела его уверенность в себе и своей победе! Даже если он имел для этого все основания... Даже если я знала, что очень скоро, по воле этого сумасшедшего Папы, уйду навсегда... Я не собиралась ему так просто сдаваться — я желала бороться. До последнего моего вздоха, до последней минуты, отпущенной мне на Земле...

— Так что же Вы решили, Изидора? — весело спросил Папа. — Как я уже говорил Вам ранее, именно от этого зависит, как скоро Вы увидите Анну. Я надеюсь, Вы не заставите меня принимать самые жестокие меры? Ваша дочь стоит того, чтобы её жизнь не оборвалась так рано, не правда ли? Она и впрямь очень талантлива, Изидора. И мне искренне не хотелось бы причинять ей зла.

— Я думала, Вы знаете меня достаточно давно, Ваше Святейшество, чтобы понять — угрозы не изменят моего решения... Даже самые страшные. Я могу умереть, не выдержав боли. Но я никогда не предам то, для чего живу. Простите меня, Святейшество.

Караффа смотрел на меня во все глаза, будто услышал что-то не совсем разумное, что очень его удивило.

— И Вы не пожалеете свою прекрасную дочь?!. Да вы более фанатичны, чем я, мадонна!..

Воскликнув это, Караффа резко встал и удалился. А я сидела, совершенно онемевшая. Не чувствуя своего сердца, и не в состоянии удержать разбегавшиеся мысли, будто все мои оставшиеся силы ушли на этот короткий отрицательный ответ.

Я знала, что это конец... Что теперь он возьмётся за Анну. И не была уверена, смогу ли выжить, чтобы всё это перенести. Не было сил думать о мести... Не было сил думать вообще ни о чём... Моё тело устало, и не желало более сопротивляться. Видимо, это и был предел, после которого уже наступала «другая» жизнь. Я безумно хотела увидеть Анну!.. Обнять её хотя бы раз на прощание!.. Почувствовать её бушующую силу, и сказать ей ещё раз, как сильно я её люблю... И тут, обернувшись на шум у двери, я её увидела! Моя девочка стояла прямая и гордая, как негнущаяся тростинка, которую старается сломать надвигающийся ураган.

— Что ж, побеседуйте с дочерью, Изидора. Может быть, она сможет внести хоть какой-то здравый смысл в ваше заблудившееся сознание! Я даю Вам на встречу один час. И постарайтесь взяться за ум, Изидора. Иначе эта встреча будет для Вас последней...

Караффа не желал более играть. На весы была поставлена его жизнь. Так же, как и жизнь моей милой Анны. И если вторая для него не имела никакого значение, то за первую (за свою) он был готов пойти на всё.

— Мамочка!.. — Анна стояла у двери, не в состоянии пошевелиться. — Мама, милая, как же мы его уничтожим?.. Не сумеем ведь, мамочка!

Вскочив со стула, я подбежала к моему единственному сокровищу, моей девочке и, схватив в объятия, сжала что было сил...

— Ой, мамочка, ты меня так задушишь!.. — звонко засмеялась Анна.

А моя душа впитывала этот смех, как приговорённый к смерти впитывает тёплые прощальные лучи уже заходящего солнца...

— Ну что ты, мамочка, мы ведь ещё живы!.. Мы ещё можем бороться!.. Ты ведь мне сама говорила, что будешь бороться, пока жива... Вот и давай-ка думать, можем ли мы что-то сделать. Можем ли мы избавить мир от этого Зла.

Она снова меня поддерживала своей отвагой!.. Снова находила правильные слова... Эта милая храбрая девочка, почти ребёнок, не могла даже представить себе, каким пыткам мог подвергнуть её Караффа! В какой зверской боли могла утонуть её душа... Но я-то знала... Я знала всё, что её ждало, если я не пойду ему навстречу. Если не соглашусь дать Папе то единственное, что он желал.

— Хорошая моя, сердце моё... Я не смогу смотреть на твои мучения... Я тебя не отдам ему, моя девочка! Севера и ему подобных не волнует, кто останется в этой ЖИЗНИ... Так почему же мы должны быть другими?.. Почему нас с тобой должна волновать чья-то другая, чужая судьба?!.

Я сама испугалась своих слов... хотя в душе прекрасно понимала, что они вызваны всего лишь безысходностью нашего положения. И, конечно же, я не собиралась предавать то, ради чего жила... Ради чего погиб мой отец и бедный мой Джироламо. Просто, всего на мгновение захотелось поверить, что мы можем вот так взять и уйти из этого страшного, «чёрного» караффского мира, забыв обо всём... забыв о других, незнакомых нам людях. Забыв о зле...

Это была минутная слабость усталого человека, но я понимала, что не имела право допускать даже её. И тут, в довершение всего, видимо, не выдержав более насилия, жгучие злые слёзы ручьём полились по моему лицу... А ведь я так старалась этого не допускать!.. Старалась не показывать моей милой девочке, в какие глубины отчаяния затягивалась моя измученная, истерзанная болью душа...

Анна грустно смотрела на меня своими огромными серыми глазами, в которых жила глубокая, совсем не детская печаль... Она тихо гладила мои руки, будто желая успокоить. А моё сердце криком кричало, не желая смиряться... Не желая её терять. Она была единственным оставшимся смыслом моей неудавшейся жизни. И я не могла позволить нелюди, звавшимся римским Папой, её у меня отнять!

— Мамочка, не волнуйся за меня — как бы прочитав мои мысли, прошептала Анна. — Я не боюсь боли. Но даже если это будет очень больно, дедушка обещал меня забрать. Я говорила с ним вчера. Он будет ждать меня, если нам с тобой не удастся... И папа тоже. Они оба будут меня там ждать. Вот только тебя оставлять будет очень больно... Я так люблю тебя, мамочка!..

Анна спряталась в моих объятиях, будто ища защиты... А я не могла её защитить... Не могла спасти. Я не нашла «ключа» к Караффе...

— Прости меня, солнышко моё, я подвела тебя. Я подвела нас обеих... Я не нашла пути, чтобы уничтожить его. Прости меня, Аннушка...

Час прошёл незаметно. Мы говорили о разном, не возвращаясь более к убийству Папы, так как обе прекрасно знали — на сегодняшний день мы проиграли... И не имело значения, чего мы желали... Караффа жил, и это было самое страшное и самое главное. Нам не удалось освободить от него наш мир. Не удалось спасти хороших людей. Он жил, несмотря ни на какие попытки, ни на какие желания. Несмотря ни на что...

— Только не сдавайся ему, мамочка!.. Прошу тебя, только не сдавайся! Я знаю, как тебе тяжело. Но мы все будем с тобой. Он не имеет права жить долго! Он убийца! И даже если ты согласишься дать ему то, что он желает — он всё равно уничтожит нас. Не соглашайся, мама!!!

Дверь открылась, на пороге снова стоял Караффа. Но теперь он казался очень чем-то недовольным. И я примерно могла предположить — чем... Караффа более не был уверен в своей победе. Это тревожило его, так как оставался у него только лишь этот, последний шанс.

— Итак, что же Вы решили, мадонна?

Я собрала всё своё мужество, чтобы не показать, как дрожит мой голос, и совершенно спокойно произнесла:

— Я уже столько раз отвечала Вам на этот вопрос, святейшество! Что же могло измениться за такое короткое время?

Приходило ощущение обморока, но, посмотрев в сияющие гордостью глаза Анны, всё плохое вдруг куда-то исчезло... Как же светла и красива была в этот страшный момент моя дочь!..

— Вы сошли с ума, мадонна! Неужели Вы сможете так просто послать свою дочь в подвал?.. Вы ведь прекрасно знаете, что её там ждёт! Опомнитесь, Изидора!..

Вдруг, Анна вплотную подошла к Караффе и звонким ясным голосом произнесла:

— Ты не судья и не Бог!.. Ты всего лишь — грешник! Потому и жжёт Перстень Грешников твои грязные пальцы!.. Думаю, он одет на тебя неслучайно... Ибо ты самый подлый из них! Ты не испугаешь меня, Караффа. И моя мать никогда не подчинится тебе!

Анна выпрямилась и... плюнула Папе в лицо. Караффа смертельно побледнел. Я никогда не видела, чтобы кто-то бледнел так быстро! Его лицо буквально в долю секунды стало пепельно-серым... а в его жгучих тёмных глазах вспыхнула смерть. Всё ещё стоя в «столбняке» от неожиданного поведения Анны, я вдруг всё поняла — она нарочно провоцировала Караффу, чтобы не тянуть!.. Чтобы скорее что-то решить и не мучить меня. Чтобы самой пойти на смерть... Мою душу скрутило болью — Анна напомнила мне девочку Дамиану... Она решала свою судьбу... а я ничем не могла помочь. Не могла вмешаться.

— Ну что ж, Изидора, думаю, Вы сильно пожалеете об этом. Вы плохая мать. И я был прав насчёт женщин — все они порождение дьявола! Включая мою несчастную матушку.

— Простите, Ваше святейшество, но если Ваша мать порождение Дьявола, то кем же тогда являетесь Вы?.. Ведь Вы — плоть от плоти её? — искренне удивившись его бредовым суждениям, спросила я.

— О, Изидора, я давно уже истребил в себе это!.. И только увидев Вас, я вновь ощутил чувство к женщине. Но теперь я вижу, что был не прав! Вы такая же, как все! Вы ужасны!.. Я ненавижу Вас и Вам подобных!

Караффа выглядел сумасшедшим... Я испугалась, что это может кончиться для нас чем-то намного худшим, чем то, что планировалось вначале. Вдруг, резко подскочив ко мне, Папа буквально заорал:

— «Да», или — «нет»?!.. Я спрашиваю Вас в последний раз, Изидора!..

Что я могла ответить этому невменяемому человеку?.. Всё уже было сказано, и мне оставалось лишь промолчать, игнорируя его вопрос.

— Я даю Вам одну неделю, мадонна. Надеюсь, что Вы всё же опомнитесь и пожалеете Анну. И себя... — и, схватив мою дочь под руку, Караффа выскочил из комнаты.

Я только сейчас вспомнила, что нужно дышать... Папа настолько ошарашил меня своим поведением, что я никак не могла опомниться и всё ждала, что вот-вот опять отворится дверь. Анна смертельно оскорбила его, и я была уверена, что, отойдя от приступа злости, он обязательно это вспомнит. Бедная моя девочка!.. Её хрупкая, чистая жизнь висела на волоске, который мог легко оборваться по капризной воле Караффы...

Какое-то время я старалась ни о чём не думать, давая своему воспалённому мозгу хоть какую-то передышку. Казалось, не только Караффа, но вместе с ним и весь знакомый мне мир сошёл с ума... включая мою отважную дочь. Что ж, наши жизни продлились ещё на неделю... Можно ли было что-либо изменить? Во всяком случае, в данный момент в моей уставшей, пустой голове не было ни одной более или менее нормальной мысли. Я перестала что-либо чувствовать, перестала даже бояться. Думаю, именно так чувствовали себя люди, шедшие на смерть...

Могла ли я что-либо изменить за какие-то короткие семь дней, если не сумела найти «ключ» к Караффе за долгие четыре года?.. В моей семье никто никогда не верил в случайность... Потому надеяться, что что-либо неожиданно принесёт спасение — было бы желанием ребёнка. Я знала, что помощи ждать было неоткуда. Отец явно помочь не мог, если предлагал Анне забрать её сущность, в случае неудачи... Мэтэора тоже отказала... Мы были с ней одни, и помогать себе должны были только сами. Поэтому приходилось думать, стараясь до последнего не терять надежду, что в данной ситуации было почти что выше моих сил...

В комнате начал сгущаться воздух — появился Север. Я лишь улыбнулась ему, не испытывая при этом ни волнения, ни радости, так как знала — он не пришёл, чтобы помочь.

— Приветствую тебя, Север! Что привело тебя снова?.. — спокойно спросила я.

Он удивлённо на меня взглянул, будто не понимая моего спокойствия. Наверное, он не знал, что существует предел человеческого страдания, до которого очень трудно дойти... Но за ним даже самое страшное становится безразличным, так как даже бояться не остаётся сил...

— Мне жаль, что не могу помочь тебе, Изидора. Могу ли я что-то для тебя сделать?

— Нет, Север. Не можешь. Но я буду рада, если ты побудешь со мною рядом... Мне приятно видеть тебя, — грустно ответила я и, чуть помолчав, добавила: — Мы получили одну неделю... Потом Караффа, вероятнее всего, заберёт наши короткие жизни. Скажи, неужели они стоят так мало?.. Неужели и мы уйдём так же просто, как ушла Магдалина? Неужели не найдётся никого, кто очистил бы от этой нелюди наш мир, Север?..

— Я не пришёл к тебе, чтобы отвечать на старые вопросы, друг мой... Но должен признаться — ты заставила меня передумать многое, Изидора... Заставила снова увидеть то, что я годами упорно старался забыть. И я согласен с тобою — мы не правы... Наша правда слишком «узка» и бесчеловечна. Она душит наши сердца... И мы становимся слишком холодны, чтобы правильно судить происходящее. Магдалина была права, говоря, что наша Вера мертва... Как права и ты, Изидора.

Я стояла, остолбенело уставившись на него, не в силах поверить тому, что слышу!.. Был ли это тот самый, гордый и всегда правый Север, не допускавший какой-либо, даже малейшей критики в адрес его великих Учителей и его любимейшей Мэтэоры?!! Я не спускала с него глаз, пытаясь проникнуть в его чистую, но намертво закрытую от всех, душу... Что изменило его столетиями устоявшееся мнение?!. Что подтолкнуло посмотреть на мир более человечно?..

— Знаю, я удивил тебя, — грустно улыбнулся Север. — Но даже то, что я открылся тебе, не изменит происходящего. Я не знаю, как уничтожить Караффу. Но это знает наш Белый Волхв. Хочешь ли пойти к нему ещё раз, Изидора?

— Могу ли я спросить, что изменило тебя, Север? — осторожно спросила я, не обращая внимания на его последний вопрос.

Он на мгновение задумался, как бы стараясь ответить как можно более правдиво...

— Это произошло очень давно... С того самого дня, как умерла Магдалина. Я не простил себя и всех нас за её смерть. Но наши законы, видимо, слишком глубоко жили в нас, и я не находил в себе сил, чтобы признаться в этом. Когда пришла ты — ты живо напомнила мне всё произошедшее тогда... Ты такая же сильная и такая же отдающая себя за тех, кто нуждается в тебе. Ты всколыхнула во мне память, которую я столетиями старался умертвить... Ты оживила во мне Золотую Марию... Благодарю тебя за это, Изидора.

Спрятавшись очень глубоко, в глазах Севера кричала боль. Её было так много, что она затопила меня с головой!.. И я никак не могла поверить, что наконец-то открыла его тёплую, чистую душу. Что наконец-то он снова был живым!..

— Север, что же мне делать? Разве тебе не страшно, что миром правят такие нелюди, как Караффа?..

— Я уже предложил тебе, Изидора, пойдём ещё раз в Мэтэору, чтобы увидеть Владыко... Только он может помочь тебе. Я, к сожалению, не могу...

Я впервые так ярко чувствовала его разочарование... Разочарование своей беспомощностью... Разочарование в том, как он жил... Разочарование в своей устаревшей ПРАВДЕ...

Видимо, сердце человека не всегда способно бороться с тем, к чему оно привыкло, во что оно верило всю свою сознательную жизнь... Так и Север — он не мог так просто и полностью измениться, даже сознавая, что не прав. Он прожил века, веря, что помогает людям... веря, что делает именно то, что когда-то должно будет спасти нашу несовершенную Землю, должно будет помочь ей, наконец, родиться... Верил в добро и в будущее, несмотря на потери и боль, которых мог избежать, если бы открыл своё сердце раньше... Но все мы, видимо, несовершенны — даже Север. И как бы ни было больно разочарование, с ним приходится жить, исправляя какие-то старые ошибки, и совершая новые, без которых была бы ненастоящей наша Земная жизнь...

— Найдётся ли у тебя чуточку времени для меня, Север? Мне хотелось бы узнать то, что ты не успел рассказать мне в нашу последнюю встречу. Не утомила ли я тебя своими вопросами? Если — да, скажи мне, и я постараюсь не докучать. Но если ты согласен поговорить со мной — ты сделаешь мне чудесный подарок, так как то, что знаешь ты, мне не расскажет уже никто, пока я ещё нахожусь здесь, на Земле…

— А как же Анна?.. Разве ты не предпочитаешь провести время с ней?

— Я звала её... Но моя девочка, наверное, спит, так как не отвечает... Она устала, думаю. Я не хочу тревожить её покой. Потому, поговори со мною, Север.

Он печально-понимающе посмотрел мне в глаза и тихо спросил:

— Что ты хочешь узнать, мой друг? Спрашивай — я постараюсь ответить тебе на всё, что тебя тревожит.

— Светодар, Север... Что стало с ним? Как прожил свою жизнь на Земле сын Радомира и Магдалины?..

Север задумался... Наконец, глубоко вздохнув, будто сбрасывая наваждение прошлого, начал свой очередной захватывающий рассказ...

— После распятия и смерти Радомира Светодара увезли в Испанию рыцари Храма, чтобы спасти его от кровавых лап «святейшей» церкви, которая, чего бы это ни стоило, пыталась найти и уничтожить его, так как мальчик являлся самым опасным живым свидетелем, а также прямым продолжателемрадомироваДерева Жизни, которое должно было когда-нибудь изменить наш мир. Светодар жил и познавал окружающее в семье испанского вельможи, являвшегося верным последователем учения Радомира и Магдалины. Своих детей, к их великой печали, у них не было, поэтому «новая семья» приняла мальчика очень сердечно, стараясь создать ему как можно более уютную и тёплую домашнюю обстановку. Назвали его там Амори (что означало — милый, любимый), так как своим настоящим именем называться Светодару было опасно. Оно звучало слишком необычно для чужого слуха, и рисковать из-за этого жизнью Светодара было бы более чем неразумно. Так Светодар для всех остальных стал мальчиком Амори, а его настоящим именем звали его лишь друзья и его семья. И то, лишь тогда, когда рядом не было чужих людей... Очень хорошо помня гибель любимого отца, и всё ещё жестоко страдая, Светодар поклялся в своём детском сердечке «переделать» этот жестокий и неблагодарный мир. Поклялся посвятить свою будущую жизнь другим, чтобы показать, как горячо и самозабвенно любил Жизнь, и как яростно боролся за Добро и Свет и его погибший отец...

Вместе со Светодаром в Испании остался его родной дядя — Радан, не покидавший мальчика ни ночью, ни днём, и без конца волновавшийся за его хрупкую, всё ещё несформировавшуюся жизнь. Радан души не чаял в своём чудесном племяннике! И его без конца пугало то, что однажды кто-то обязательно их выследит, и оборвёт ценную жизнь маленького Светодара, которому, уже тогда, с самых первых лет его существования, суровая судьба предназначала нести факел Света и Знания в наш безжалостный, но такой родной и знакомый, Земной мир.

Прошло восемь напряжённых лет. Светодар превратился в чудесного юношу, теперь уже намного более походившего на своего мужественного отца — Иисуса-Радомира. Он возмужал и окреп, а в его чистых голубых глазах всё чаще стал появляться знакомый стальной оттенок, так ярко вспыхивавший когда-то в глазах его отца. Светодар жил и очень старательно учился, всей душой надеясь когда-нибудь стать похожим на Радомира. Мудрости и Знанию его обучал пришедший туда Волхв Истень. Да, да, Изидора! — заметив моё удивление, улыбнулся Север, — тот же Истень, которого ты встретила в Мэтэоре. Истень, вместе с Раданом, старались всячески развивать живое мышление Светодара, пытаясь как можно шире открыть для него загадочный Мир Знаний, чтобы (в случае беды) мальчик не остался беспомощным и умел за себя постоять, встретившись лицом к лицу с врагом или потерями.

Простившись когда-то очень давно со своей чудесной сестрёнкой и Магдалиной, Светодар никогда уже больше не видел их живыми... И хотя почти каждый месяц кто-нибудь приносил ему от них свежую весточку, его одинокое сердце глубоко тосковало по матери и сестре — его единственной настоящей семье, не считая дяди Радана. Но, несмотря на свой ранний возраст, Светодар уже тогда научился не показывать своих чувств, которые считал непростительной слабостью для настоящего мужчины. Он стремился вырасти Воином, как его отец, и не желал показывать окружающим свою уязвимость. Так учил его дядя Радан... и так просила в своих посланиях его мать... далёкая и любимая Золотая Мария.

После бессмысленной и страшной гибели Магдалины весь внутренний мир Светодара превратился в сплошную боль... Его раненая душа не желала смиряться с такой несправедливой потерей. И хотя дядя Радан готовил его к такой возможности давно, пришедшее несчастье обрушилось на юношу ураганом нестерпимой муки, от которой не было спасения... Его душа страдала, корчась в бессильном гневе, ибо ничего уже нельзя было изменить... ничего нельзя было вернуть назад. Его чудесная, нежная мать ушла в далёкий и незнакомый мир, забрав вместе с собой его милую маленькую сестрёнку... Он оставался теперь совсем один в этой жестокой, холодной реальности, даже не успев ещё стать настоящим взрослым мужчиной, и не сумев хорошенько понять, как же во всей этой ненависти и враждебности остаться живым... Но кровь Радомира и Магдалины, видимо, недаром текла в их единственном сыне — выстрадав свою боль и оставшись таким же стойким, Светодар удивил даже Радана, который (как никто другой!) знал, сколь глубоко ранимой может быть душа, и как тяжко иногда даётся возвращение назад, где уже нету тех, кого ты любил и по кому так искренне и глубоко тосковал...

Светодар не желал сдаваться на милость горя и боли... Чем безжалостнее «била» его жизнь, тем яростнее он старался бороться, познавая пути к Свету, к Добру, и к спасению заблудших во тьме человеческих душ... Люди шли к нему потоком, умоляя о помощи. Кто-то жаждал избавиться от болезни, кто-то жаждал вылечить своё сердце, ну, а кто-то и просто стремился к Свету, которым так щедро делился Светодар. Тревога Радана росла. Слава о «чудесах», творимых его неосторожным племянником, перевалила за Пиренейские горы... Всё больше и больше страждущих желали обратиться к новоявленному «чудотворцу». А он, будто не замечая назревавшей опасности, и дальше никому не отказывал, уверенно идя стопами погибшего Радомира...

Прошло ещё несколько тревожных лет. Светодар мужал, становясь всё сильнее и всё спокойнее. Вместе с Раданом они давно перебрались в Окситанию, где даже воздух, казалось, дышал учением его матери — безвременно погибшей Магдалины. Оставшиеся в живых Рыцари Храма с распростёртыми объятиями приняли её сына, поклявшись хранить его и помогать ему, насколько у них хватит на это сил. И вот однажды наступил день, когда Радан почувствовал настоящую, открыто грозящую опасность... Это была восьмая годовщина смерти Золотой Марии и Весты — любимых матери и сестры Светодара...

— Смотри, Изидора... — тихо произнёс Север. — Я покажу тебе, если желаешь.

Передо мной тут же появилась яркая, но тоскливая, живая картина... Хмурые, туманные горы щедро окроплял назойливый, моросящий дождь, оставлявший в душе ощущение неуверенности и печали... Серая, непроглядная мгла кутала ближайшие замки в коконы тумана, превращая их в одиноких стражей, охранявших в долине вечный покой... Долина Магов хмуро взирала на пасмурную, безрадостную картину, вспоминая яркие, радостные дни, освещённые лучами жаркого летнего солнца... И от этого всё кругом становилось ещё тоскливее и ещё грустней. Высокий и стройный молодой человек стоял застывшим «изваянием» у входа знакомой пещеры, не шевелясь и не подавая никаких признаков жизни, будто горестная каменная статуя, незнакомым мастером выбитая прямо в той же холодной каменной скале...

Я поняла — это наверняка и был взрослый Светодар. Он выглядел возмужавшим и сильным. Властным, и в то же время — очень добрым... Гордая, высоко поднятая голова говорила о бесстрашии и чести. Очень длинные светлые волосы, повязанные на лбу красной лентою, ниспадали тяжёлыми волнами за плечи, делая его похожим на древнего короля... гордого потомка Меровинглей. Прислонившись к влажному камню, Светодар стоял, не чувствуя ни холода, ни влаги, вернее — не чувствуя ничего... Здесь, ровно восемь лет назад, скончалась его мать — Золотая Мария, и его маленькая сестра — смелая, ласковая Веста... Они умерли, зверски и подло убитые сумасшедшим, злым человеком... посланным «отцами» святейшей церкви. Магдалина так и не дожила, чтобы обнять своего возмужавшего сына, так же смело и преданно, как она, идущего по знакомой дороге Света и Знания... По жестокой земной дороге горечи и потерь...

— Светодар никогда так и не смог простить себе, что не оказался здесь, когда они нуждались в его защите, — снова тихо продолжил Север. — Вина и горечь грызли его чистое, горячее сердце, заставляя ещё яростнее бороться с нелюдью, называвшей себя «слугами бога», «спасителями» души человека... Он сжимал кулаки и тысячный раз клялся себе, что «перестроит» этот «неправильный» земной мир! Уничтожит в нём всё ложное, «чёрное» и злое... На широкой груди Светодара алел кровавый крест Рыцарей Храма... Крест памяти Магдалины. И никакая Земная сила не могла заставить его забыть клятву рыцарской мести. Сколь добрым и ласковым к светлым и честным людям было его молодое сердце, столь безжалостным и суровым был к предателям и «слугам» церкви его холодный мозг. Светодар был слишком решительным и строгим в отношении к себе, но удивительно терпеливым и добрым по отношению к другим. И только лишь люди без совести и чести вызывали у него настоящую неприязнь. Он не прощал предательство и ложь в любой их проявлявшейся форме, и воевал с этим позором человека всеми возможными средствами, иногда даже зная, что может проиграть.

Вдруг, через серую пелену дождя, по нависшей прямо над ним скале побежала странная, невиданная вода, тёмные брызги которой окропляли стены пещеры, оставляя на ней жутковатые бурые капли... Ушедший глубоко в себя Светодар вначале не обратил на это внимания, но потом, присмотревшись получше, вздрогнул — вода была тёмно-красной! Она текла с горы потоком тёмной «человеческой крови», будто сама Земля, не выдержав более подлости и жестокости человека, открылась ранами всех его прегрешений... После первого потока полился второй... третий... четвёртый... Пока вся гора не заструилась ручьями красной воды. Её было очень много... Казалось, святая кровь Магдалины взывала о мщении, напоминая живущим о её скорби!.. В низине бурлящие красные ручьи сливались в один, заполняя широкую реку Од (Aude), которая, не обращая ни на что внимания, величаво себе плыла, омывая по пути стены старого Каркасона, унося свои потоки дальше в тёплое синее море...[3]

Вдруг Светодар настороженно прислушался... но тут же тепло улыбнулся.

— Ты снова меня бережёшь, дядя?.. Я ведь давно говорил тебе — не желаю скрываться!

Радан вышел из-за каменного уступа, грустно качая поседевшей головой. Годы не пожалели его, наложив на светлое лицо жёсткий отпечаток тревог и потерь... Он уже не казался тем счастливым юношей, тем вечно-смеющимся солнышком-Раданом, который мог растопить когда-то даже самое чёрствое сердце. Теперь это был закалённый невзгодами Воин, пытавшийся любыми путями сберечь самое дорогое своё сокровище — сына Радомира и Магдалины, единственное живое напоминание их трагических жизней... их мужества... их света и их любви.

— У тебя есть Долг, Светодарушка... Так же, как и у меня. Ты должен выжить. Чего бы это ни стоило. Потому, что если не станет и тебя — это будет означать, что твои отец и мать погибли напрасно. Что подлецы и трусы выиграли нашу войну... Ты не имеешь на это права, мой мальчик!

— Ошибаешься, дядя. Я имею на это своё право, так как это моя жизнь! И я не позволю кому-либо заранее писать для неё законы. Мой отец прожил свою краткую жизнь, подчиняясь чужой воле... Так же, как и моя бедная мать. Только потому, что по чужому решению они спасали тех, кто их ненавидел. Я же не намерен подчиняться воле одного человека, даже если этот человек — мой родной дедушка. Это моя жизнь, и я проживу её так, как считаю нужным и честным!.. Прости, дядя Радан!

Светодар горячился. Его молодой разум возмущался против чужого влияния на его собственную судьбу. По закону молодости он желал сам решать за себя, не дозволяя кому-то со стороны влиять на его ценную жизнь. Радан лишь грустно улыбался, наблюдая за своим мужественным питомцем... В Светодаре было достаточно всего — силы, ума, выдержки и упорства. Он хотел прожить свою жизнь честно и открыто... только, к сожалению, ещё не понимал, что с теми, кто на него охотился, открытой войны быть не могло. Просто потому, что именно у них-то и не было ни чести, ни совести, ни сердца...

— Что ж, по-своему ты прав, мой мальчик... Это твоя жизнь. И никто не может её прожить, кроме тебя... Я уверен, ты проживёшь её достойно. Только будь осторожен, Светодар — в тебе течёт кровь твоего отца, и наши враги никогда не отступятся, чтобы уничтожить тебя. Береги себя, родной мой. Потрепав племянника по плечу, Радан печально отошёл в сторону и скрылся за выступом каменной скалы. Через секунду послышался вскрик и тяжёлая возня. Что-то грузно упало на землю, и наступила тишина...

Светодар метнулся на звук, но было слишком поздно. На каменном полу пещеры сцепившись в последнем объятии лежали два тела, одним из которых был незнакомый ему человек, одетый в плащ с красным крестом, вторым же был... Радан. Пронзительно вскрикнув, Светодар кинулся к телу дяди, которое лежало совершенно неподвижно, будто жизнь уже покинула его, даже не разрешив с ним проститься. Но, как оказалось, Радан ещё дышал.

— Дядя, пожалуйста, не оставляй меня!.. Только не ты... Прошу тебя, не оставляй меня, дядя!

Светодар растерянно сжимал его в своих крепких мужских объятиях, осторожно качая, как маленького ребёнка. Точно так же, как столько раз когда-то качал его Радан... Было видно, что жизнь покидала Радана, капля за каплей вытекая из его ослабевшего тела золотым ручьём... И даже сейчас, зная, что умирает, он беспокоился только лишь об одном — как сохранить Светодара... Как объяснить ему в эти оставшиеся несколько секунд то, что так и не сумел донести за все его долгих двадцать пять лет?.. И как же он скажет Марии и Радомиру, там, в том другом, незнакомом мире, что не сумел сберечь себя, что их сын теперь оставался совсем один?..

— Послушай, сынок... Этот человек — он не Рыцарь Храма, — показывая на убитого, хрипло произнёс Радан. — Я знаю их всех — он чужой... Расскажи это Гундомеру... Он поможет... Найдите их... или они найдут тебя. А лучше всего — уходи, Светодарушка... Уходи к Богам. Они защитят тебя. Это место залито нашей кровью... её здесь слишком много... уходи, родной...

Медленно-медленно глаза Радана закрылись. Из разжавшейся бессильной руки со звоном выпал на землю рыцарский кинжал. Он был очень необычным... Светодар взглянул повнимательнее — этого просто не могло быть!.. Такое оружие принадлежало очень узкому кругу рыцарей, только лишь тем, которые когда-то лично знали Иоанна — на конце рукояти красовалась золочённая коронованная голова...

Светодар знал точно — этого клинка давно уже не было у Радана (он когда-то остался в теле его врага). Значит сегодня он, защищаясь, выхватил оружие убийцы?.. Но как же могло оно попасть в чьи-то чужие руки?!. Мог ли кто-то из знакомых ему рыцарей Храма предать дело, ради которого все они жили?! Светодар в это не верил. Он знал этих людей, как знал самого себя. Никто из них не мог совершить такую низкую подлость. Их можно было только убить, но невозможно было заставить предать. В таком случае — кем же был человек, владевший этим особым кинжалом?!.

Радан лежал недвижимый и спокойный. Все земные заботы и горечи покинули его навсегда... Ожесточившееся с годами, лицо разгладилось, снова напоминая того радостного молодого Радана, которого так любила Золотая Мария, и которого всей душой обожал его погибший брат, Радомир... Он вновь казался счастливым и светлым, будто и не было рядом страшной беды, будто снова в его душе всё было радостно и покойно...

Светодар стоял на коленях, не произнося ни слова. Его омертвевшее тело лишь тихонько покачивалось из стороны в сторону, как бы помогая себе выстоять, пережить этот бессердечный, подлый удар... Здесь же, в этой же пещере восемь лет назад не стало Магдалины... А теперь он прощался с последним родным человеком, оставаясь по-настоящему совсем один. Радан был прав — это место впитало слишком много их семейной крови... Недаром же даже ручьи окрасились багровым... будто желая сказать, чтобы он уходил... И уже никогда не возвращался обратно.

Меня трясло в какой-то странной лихорадке... Это было страшно! Это было совершенно непозволительно и непонятно — мы ведь звались людьми!!! И должен ведь где-то быть предел человеческой подлости и предательству?

— Как же ты смог с этим жить так долго, Север? Все эти годы, зная об этом, как ты сумел оставаться таким спокойным?!

Он лишь печально улыбнулся, не отвечая на мой вопрос. А я, искренне удивляясь мужеству и стойкости этого дивного человека, открывала для себя совершенно новую сторону его самоотверженной и тяжёлой жизни... его несдающейся и чистой души...

— После убийства Радана прошло ещё несколько лет. Светодар отомстил за его смерть, найдя убийцу. Как он и предполагал, это не был кто-то из Рыцарей Храма. Но они так никогда и не узнали, кем по-настоящему был посланный к ним человек. Только одно всё же стало известно — перед тем, как убить Радана, он так же подло уничтожил великолепного, светлого Рыцаря, шедшего с ними с самого начала. Уничтожил только лишь для того, чтобы завладеть его плащом и оружием, и создать впечатление, что Радана убили свои...

Нагромождение этих горьких событий отравило потерями душу Светодара. У него оставалось лишь одно утешение — его чистая, истинная любовь... Его милая, нежная Маргарита... Это была чудесная катарская девушка, последовательница учения Золотой Марии. И она чем-то неуловимо напоминала Магдалину... То ли это были такие же длинные золотые волосы, то ли мягкость и неторопливость её движений, а может, просто нежность и женственность её лица, но Светодар очень часто ловил себя на том, что ищет в ней давно ушедшие в прошлое, дорогие сердцу воспоминания...

Ещё через год у них родилась девочка. Они назвали её Марией.

Как и было обещано Радану, маленькую Марию отвезли к милым мужественным людям — катарам — которых Светодар очень хорошо знал и которым полностью доверял. Они обязались вырастить Марию, как свою дочь, чего бы это им ни стоило, и чем бы им это ни грозило. С тех пор так и повелось — как только рождался в линии Радомира и Магдалины новый ребёнок, его отдавали на воспитание людям, которых не знала и о которых не подозревала «святая» церковь. И делалось это для того, чтобы сохранить их бесценные жизни, чтобы дать им возможность дожить их до конца. Каким бы счастливым или печальным он ни был...

— Как же они могли отдавать своих детей, Север? Неужели родители их никогда не видели более?.. — потрясённо спросила я.

— Ну почему же не видели? Видели. Просто каждая судьба складывалась по-разному... Позже, некоторые из родителей вообще жили поблизости, особенно матери. А иногда были случаи, что они устраивались даже у тех же людей, которые растили их дитя. По-разному жили... Только лишь одно никогда не менялось — прислужники церкви не уставали идти по их следу, словно ищейки, не пропуская малейшей возможности уничтожить родителей и детей, которые несли в себе кровь Радомира и Магдалины, люто ненавидя за это даже самого малого, только родившегося ребёнка...

— Как часто они погибали — потомки? Оставался ли кто-нибудь живой и проживал свою жизнь до конца? Помогали ли вы им, Север? Помогала ли им Мэтэора?.. — я буквально засыпала его градом вопросов, не в состоянии остановить своё сгорающее любопытство.

Север на мгновение задумался, потом печально произнёс:

— Мы пытались помочь... но многие из них этого не желали. Думаю, весть об отце, отдавшем своего сына на погибель, веками жила в их сердцах, не прощая нас, и не забывая. Боль может оказаться жестокой, Изидора. Она не прощает ошибок. Особенно тех, которые невозможно исправить...

— Знал ли ты кого-то ещё из этих дивных потомков, Север?

— Ну, конечно же, Изидора! Мы знали всех, только далеко не всех доводилось увидеть. Некоторых, думаю, знала и ты. Но разрешишь ли сперва закончить про Светодара? Его судьба оказалась сложной и странной. Тебе интересно будет о ней узнать? — Я лишь кивнула, и Север продолжил... — После рождения его чудной дочурки, Светодар решился, наконец, исполнить желание Радана... Помнишь, умирая, Радан просил его пойти к Богам?

— Да, но разве это было серьёзно?!.. К каким «богам» он мог его посылать? На Земле ведь давно уже нет живущих Богов!..

— Ты не совсем права, мой друг... Может это и не совсем то, что люди подразумевают под Богами, но на Земле всегда находится кто-то из тех, кто временно занимает их место. Кто наблюдает, чтобы Земля не подошла к обрыву, и не пришёл бы жизни на ней страшный и преждевременный конец. Мир ещё не родился, Изидора, ты знаешь это. Земле ещё нужна постоянная помощь. Но люди не должны об этом ведать... Они должны выбираться сами. Иначе помощь принесёт только лишь вред. Поэтому Радан не был так уж неправ, посылая Светодара к тем, кто наблюдает. Он знал, что к нам Светодар никогда не пойдёт. Вот и пытался спасти его, оградить от несчастья. Светодар ведь был прямым потомком Радомира, его первенцем-сыном. Он был самым опасным из всех, потому что был самым близким. И если б его убили, никогда уже не продолжился бы этот чудесный и светлый Род.

Простившись со своей милой, ласковой Маргаритой, и покачав в последний раз маленькую Марию, Светодар отправился в очень далёкий и непростой путь... В незнакомую северную страну, туда, где жил тот, к кому посылал его Радан. И звали которого — Странником...

Пройдёт ещё очень много лет перед тем, как Светодар вернётся домой. Вернётся, чтобы погибнуть... Но он проживёт полную и яркую Жизнь... Обретёт Знание и Понимание мира. Найдёт то, за чем так долго и упорно шёл... Я покажу тебе их, Изидора... Покажу то, что ещё никогда и никому не показывал.

Вокруг повеяло холодом и простором, будто я неожиданно окунулась в вечность... Ощущение было непривычным и странным — от него в то же время веяло радостью и тревогой... Я казалась себе маленькой и ничтожной, будто кто-то мудрый и огромный в тот момент наблюдал за мною, стараясь понять, кто же это посмел потревожить его покой. Но скоро это ощущение исчезло, и осталась лишь большая и глубокая, «тёплая» тишина...

На изумрудной, бескрайней поляне, скрестив ноги, друг против друга сидели два человека... Они сидели, закрыв глаза, не произнося ни слова. И всё же, было понятно — они говорили. Я поняла — говорили их мысли...

Сердце бешено колотилось, будто желая выскочить!.. Постаравшись как-то собраться и успокоится, чтобы никоим образом не помешать этим собранным, ушедшим в свой загадочный мир людям, я наблюдала за ними затаив дыхание, стараясь запомнить в душе их образы, ибо знала — такое не повторится. Кроме Севера, никто уже не покажет мне более то, что было так тесно связано с нашим прошлым, с нашей страдающей, но не сдающейся Землёй...

Один из сидящих выглядел очень знакомо, и, конечно же, хорошенько к нему присмотревшись, я тут же узнала Светодара... Он почти что не изменился, только волосы стали короче. Но лицо оставалось почти таким же молодым и свежим, как в тот день, когда он покидал Монсегюр...

Второй же был тоже относительно молодым и очень высоким (что было видно даже сидя). Его длинные, белые, запорошенные «инеем» волосы ниспадали на широкие плечи, светясь под лучами солнца чистым серебром. Цвет этот был очень для нас необычным — будто ненастоящим... Но больше всего поражали его глаза — глубокие, мудрые и очень большие, они сияли таким же чистым, серебристым светом... Будто кто-то щедрой рукой в них рассыпал мириады серебряных звёзд... Лицо незнакомца было жёстким и в то же время добрым, собранным и отрешённым, будто одновременно он проживал не только нашу, Земную, но и какую-то ещё другую, чужую жизнь...

Если я правильно понимала, это и был именно тот, которого Север называл Странником. Тот, кто наблюдал... Одеты оба были в бело-красные длинные одежды, подпоясанные толстым, витым, красным шнуром.

Мир вокруг этой необычной пары плавно колыхался, меняя свои очертания, будто сидели они в каком-то закрытом колеблющемся пространстве, доступном только лишь им двоим. Воздух кругом стоял благоухающий и прохладный, пахло лесными травами, елями и малиной... Лёгкий, изредка пробегавший ветерок нежно ласкал сочную высокую траву, оставляя в ней запахи далёкой сирени, свежего молока и кедровых шишек... Земля здесь была такой удивительно безопасной, чистой и доброй, словно её не касались мирские тревоги, не проникала в неё людская злоба, словно и не ступал туда лживый, изменчивый человек...

Двое беседующих поднялись и, улыбаясь друг другу, начали прощаться. Первым заговорил Светодар.

— Благодарю тебя, Странник... Низкий тебе поклон. Я уже не смогу вернуться, ты знаешь. Я ухожу домой. Но я запомнил твои уроки и передам другим. Ты всегда будешь жить в моей памяти, как и в моём сердце. Прощай.

— Иди с миром, сын светлых людей — Светодар. Я рад, что встретил тебя. И печален, что прощаюсь с тобой... Я даровал тебе всё, что ты в силах был постичь... И что ты в силах отдать другим. Но это не значит, что люди захотят принять то, что ты захочешь им поведать. Запомни, знающий, человек сам отвечает за свой выбор. Не боги, не судьба — только самчеловек! И пока он этого не поймёт — Земля не станет меняться, не станет лучше... Лёгкого тебе пути домой, посвящённый. Да хранит тебя твоя Вера. И да поможет тебе наш Род...

Видение исчезло. А вокруг стало пусто и одиноко. Будто старое тёплое солнце тихо скрылось за чёрную тучу...

— Сколько же времени прошло с того дня, как Светодар ушёл из дома, Север? Я уж было подумала, что он уходил надолго, может даже на всю свою оставшуюся жизнь?..

— А он и пробыл там всю свою жизнь, Изидора. Целых шесть долгих десятков лет.

— Но он выглядит совсем молодым?! Значит, он также сумел жить долго, не старея? Он знал старый секрет? Или это научил его Странник?

— Этого я не могу сказать тебе, мой друг, ибо не ведаю. Но я знаю другое — Светодар не успел научить тому, чему годами учил его Странник — ему не позволили... Но он успел увидеть продолжение своего чудесного Рода — маленького праправнука. Успел наречь его настоящим именем. Это дало Светодару редкую возможность — умереть счастливым... Иногда даже такого хватает, чтобы жизнь не казалась напрасной, не правда ли, Изидора?

— И опять — судьба выбирает лучших!.. Зачем же надо было ему всю жизнь учиться? За что оставлял он свою жену и дитя, если всё оказалось напрасным? Или в этом имелся какой-то великий смысл, которого я до сих пор не могу постичь, Север?

— Не убивайся напрасно, Изидора. Ты всё прекрасно понимаешь — всмотрись в себя, ибо ответ есть вся твоя жизнь... Ты ведь борешься, прекрасно зная, что не удастся выиграть — не сможешь победить. Но разве ты можешь поступить иначе?.. Человек не может, не имеет права сдаваться, допуская возможность проигрыша.Даже если это будешь не ты, а кто-то другой, который после твоей смерти зажжётся твоим мужеством и отвагой — это уже не напрасно. Просто земной человек ещё не дорос, чтобы суметь такое осмыслить. Для большинства людей борьба интересна только лишь до тех пор, пока они остаются живыми, но никого из них не интересует, что будет после. Они пока ещё не умеют «жить для потомков», Изидора.

— Это печально, если ты прав, друг мой... Но оно не изменится сегодня. Потому, возвращаясь к старому, можешь ли ты сказать, чем закончилась жизнь Светодара?

Север ласково улыбнулся.

— А ты ведь тоже сильно меняешься, Изидора. Ещё в прошлую нашу встречу, ты бы кинулась уверять меня, что я не прав!.. Ты начала многое понимать, мой друг. Жаль только, что уходишь напрасно... ты ведь можешь несравнимо больше!

Север на мгновение умолк, но почти тут же продолжил.

— После долгих и тяжких лет одиноких скитаний, Светодар наконец-то вернулся домой, в свою любимую Окситанию... где его ожидали горестные, невосполнимые потери. Давным-давно ушла из жизни его милая нежная жена — Маргарита, так и не дождавшаяся его, чтобы разделить с ним их непростую жизнь... Также не застал он и чудесную внучку Тару, которую подарила им дочь Мария... и правнучку Марию, умершую при рождении его праправнука, всего три года назад явившегося на свет. Слишком много родного было потеряно... Слишком тяжкая ноша давила его, не позволяя радоваться оставшейся жизнью... Посмотри на них, Изидора... Они стоят того, чтобы ты их узнала.

И снова я появилась там, где жили давно умершие, ставшие дорогими моему сердцу люди... Горечь кутала мою душу в саван молчания, не позволяя с ними общаться. Я не могла обратиться к ним, не могла даже сказать, какими мужественными и чудесными они были...

На самой верхушке высокой каменной горы стояло трое человек... Одним из них был Светодар, он выглядел очень печальным. Рядом, опёршись на его руку, стояла очень красивая молодая женщина, а за неё цеплялся маленький белокурый мальчик, прижимавший к груди огромную охапку ярких полевых цветов.

— Кому же ты нарвал так много, Белоярушка? — ласково спросил Светодар.

— Ну, как же?!. — удивился мальчонка, тут же разделяя букет на три равных части. — Это вот — мамочке... А это вот милой бабушке Таре, а это — бабушке Марии. Разве неправильно, дедушка?

Светодар не ответил, лишь крепко прижал мальчика к груди. Он был всем, что у него оставалось... этот чудесный ласковый малыш. После умершей при родах правнучки Марии, которой Светодар так никогда и не увидел, у малыша оставалась только тётя Марсилла (стоявшая рядом с ними) и отец, которого Белояр почти не помнил, так как тот всё время где-то воевал.

— А правда, что ты теперь никогда больше не уйдёшь, дедушка? Правда, что ты останешься со мной и будешь меня учить? Тётя Марсилла говорит, что ты теперь будешь всегда жить только с нами. Это правда, дедушка?

Глазёнки малыша сияли, как яркие звёздочки. Видимо, появление откуда-то такого молодого и сильного деда приводило малыша в восторг! Ну а «дед», печально его обнимая, думал в то время о тех, кого никогда уже не увидит, проживи он на Земле даже сто одиноких лет...

— Никуда не уйду, Белоярушка. Куда же мне идти, если ты находишься здесь?.. Мы ведь теперь с тобой всегда будем вместе, правда? Ты и я — это такая большая сила!.. Так ведь?

Малыш от удовольствия повизгивал и всё жался к своему новоявленному деду, будто тот мог вдруг взять и исчезнуть, так же внезапно, как и появился.

— Ты и правда никуда не собираешься, Светодар? — тихо спросила Марсилла.

Светодар лишь грустно мотнул головой. Да и куда ему было идти, куда податься?.. Это была его земля, его корни. Здесь жили и умерли все, кого он любил, кто был ему дорог. И именно сюда он шёл ДОМОЙ.

В Монсегюре ему были несказанно рады. Правда, там не осталось ни одного из тех, кто бы его помнил. Но были их дети и внуки. Были его КАТАРЫ, которых он всем своим сердцем любил и всей душой уважал. Вера Магдалины цвела в Окситании, как никогда прежде, давно перевалив за её пределы! Это был Золотой Век катаров. Когда их учение мощной, непобедимой волной неслось по странам, сметая любые препятствия на своём чистом и правом пути. Всё больше и больше новых желающих присоединялось к ним. И несмотря на все «чёрные» попытки «святой» католической церкви их уничтожить, учение Магдалины и Радомира захватывало все истинно светлые и мужественные сердца, и все острые, открытые новому умы.

В самых дальних уголках земли менестрели распевали дивные песни окситанских трубадуров, открывавшие глаза и умы просвещённым, ну, а «обычных» людей забавлявшие своим романтическим мастерством. Окситания цвела, как прекрасный яркий цветок, впитывающий жизненную мощь светлой Марии. Казалось, никакая сила не могла противостоять этому мощному потоку Знания и светлой, вселенской Любви. Люди всё ещё поклонялись здесь своей Магдалине, обожая её. Будто она до сих пор жила в каждом из них... Жила в каждом камушке, в каждом цветке, каждой крупинке этой удивительной, чистой земли...

Однажды, гуляя по знакомым пещерам, Светодар набрёл на новую, потрясшую его до самой глубины души... Там, в спокойном тихом уголке, стояла его чудесная мать — любимая Мария Магдалина!.. Казалось, природа не смогла забыть эту дивную, сильную женщину и, вопреки всему, создала её образ своей всемогучей, щедрой рукой.

Повернувшись, чуть поодаль Светодар увидел другое чудо — в другом углу пещеры стояла статуя его сестры! Она явно напоминала кудрявую девочку, стоявшую над чем-то лежащим... (Веста, стоявшая над телом своей матери?..) У Светодара зашевелились волосы!.. Ему показалось, что он начал сходить с ума. Быстро повернувшись, он выскочил из пещеры.

Позже, чуть отойдя от потрясения, Светодар спросил у Марсиллы, знает ли она о том, что он увидел. И когда услышал положительный ответ, его душа буквально «зарыдала» слезами счастья — в этой земле и вправду всё ещё жива была его мать—Золотая Мария! Сама земля Окситании воссоздала в себе эту прекрасную женщину — «оживила» в камне свою Магдалину... Это было настоящим творением любви... Только любящим зодчим была природа.

У меня на глазах блестели слёзы... И совершенно не было за это стыдно. Я очень многое бы отдала, чтобы встретить кого-то из них живыми!.. Особенно Магдалину. Какая же дивная, древняя Магия пылала в душе этой удивительной женщины, когда она создавала своё волшебное царство?! Царство, в котором правило Знание и Понимание, и костяком которого была Любовь. Только не та любовь, о которой кричала «святая» церковь, износив это дивное слово до того, что не хотелось долее его слышать, а та прекрасная и чистая, настоящая и мужественная, единственная и удивительная ЛЮБОВЬ, с именем которой рождались державы... и с именем которой древние воины бросались в бой... с именем которой рождалась новая жизнь... именем которой менялся и становился лучше наш мир... Вот эту Любовь несла Золотая Мария. И именно этой Марии мне хотелось бы поклониться... За всё, что она несла, за её чистую светлую ЖИЗНЬ, за её смелость и мужество, и за Любовь. Но, к сожалению, сделать это было невозможно... Она жила столетия назад. И я не могла быть той, кто её знал. Невероятно глубокая, светлая печаль вдруг захлестнула меня с головой, и горькие слёзы полились потоком...

— Ну что ты, мой друг!.. Тебя ждут другие печали! — удивлённо воскликнул Север. — Прошу тебя, успокойся...

Он ласково коснулся моей руки, и постепенно печаль исчезла. Осталась только горечь, будто я потеряла что-то светлое и дорогое...

— Тебе нельзя расслабляться... Тебя ждёт война, Изидора.

— Скажи, Север, учение катаров называлось Учением Любви из-за Магдалины?

— Тут ты не совсем права, Изидора. Учением Любви его звали непосвящённые. Для тех же, кто понимал, оно несло совершенно иной смысл. Вслушайся в звучание слов, Изидора: любовь по-французски звучит — амор (amour) — не так ли? А теперь раздели это слово, отделив от него букву «а»... Получится а’мор (а'mort) — без смерти... Вот и получается истинное значение учения Магдалины — Учение Бессмертных. Как я уже раньше тебе говорил — всё просто, Изидора, если только правильно смотреть и слушать... Ну, а для тех, кто не слышит — пусть остаётся Ученьем Любви... оно ведь тоже красиво. Да и истины толика в этом всё же остаётся.

Я стояла совершенно остолбенев. Учение Бессмертных!.. Даария... Так вот, что являлось учением Радомира и Магдалины!.. Север удивлял меня множество раз, но никогда ещё я не чувствовала себя столь потрясённой!.. Учение катаров притягивало меня своей мощной, волшебной силой, и я не могла себе простить, что не говорила об этом с Севером раньше.

— Скажи, Север, осталось ли что-то от записей катар? Должно же было что-то сохраниться? Даже если не самих Совершенных, то хотя бы просто учеников? Я имею в виду что-то об их настоящей жизни и учении?

— К сожалению — нет, Изидора. Инквизиция уничтожила всё и везде. Её вассалы, по приказу Папы, посылались даже в другие страны, чтобы уничтожить каждую рукопись, каждый оставшийся кусочек бересты, какой только могли найти... Мы искали хоть что-нибудь, но ничего не смогли спасти.

— Ну, а сами люди? Не могло ли остаться что-то у людей, кто сохранял бы это через века?

— Не знаю, Изидора... Думаю, даже если кто-то и имел какую-то запись, то её изменили за время. Человеку ведь свойственно всё перекраивать по-своему... А уж особенно, не понимая. Так что вряд ли что-либо сохранилось, как оно было. Жаль... Правда, у нас сохранились дневники Радомира и Магдалины, но это было до создания катар. Хотя, думаю, учение не изменилось.

— Прости, за мои сумбурные мысли и вопросы, Север. Вижу, что потеряла много, не придя к вам. Но всё же, я пока жива. А пока дышу, я ещё могу тебя спрашивать, не так ли? Расскажешь ли мне, как закончилась жизнь Светодара? Прости, за то, что прервала.

Север искренне улыбался. Ему нравилось моё нетерпение и жажда «успеть» узнать. И он с удовольствием продолжил.

— После своего возвращения, Светодар жил и учил в Окситании всего два года, Изидора. Но эти годы стали самыми дорогими и счастливыми годами его скитальческой жизни. Его дни, освещённые весёлым смехом Белояра, проходили в любимом Монсегюре, в окружении Совершенных, которым Светодар честно и искренне пытался передать то, чему долгие годы учил его далёкий Странник. Они собирались в Храме Солнца[4], который удесятерял собой нужную им Живую Силу. А также защищал их от нежелательных «гостей», когда кто-то собирался туда тайно проникнуть, не желая появляться открыто.

В скором времени произошёл непредвиденный и довольно таки забавный случай, после которого ближайшие Совершенные (а потом и остальные катары) начали называть Светодара «огненным». А началось это после того, как во время одного из обычных занятий Светодар, забывшись, полностью раскрыл перед ними свою высокую энергетическую Сущность... Как известно, все без исключения Совершенные были видящими. И появление пылающей огнём сущности Светодара вызвало настоящий шок у Совершенных... Посыпались тысячи вопросов, на многие из которых даже у самого Светодара не было ответов. Ответить мог, наверное, только Странник, но он был недосягаемым и далёким. Поэтому Светодар вынужден был как-то объясняться с друзьями сам... Удалось ему это или нет — неизвестно. Только с того самого дня все катары начали называть его Огненным Учителем[5].

Прошло два года. Мир и покой царили в уставшей душе Светодара. Дни бежали за днями, унося всё дальше старые печали... Малыш Белояр, казалось, рос не по дням, а по часам, становясь всё смышлёнее и умней, перегоняя в этом всех своих старших друзей, чем сильно радовал дедушку Светодара. Но вот в один из таких счастливых, спокойных дней, Светодар вдруг почувствовал странную, щемящую тревогу... Его Дар говорил ему — в его мирную дверь стучится беда... Ничего вроде бы не менялось, ничего не происходило. Но тревога Светодара росла, отравляя приятные мгновения полного покоя.

Однажды, Светодар гулял по окрестностям с маленьким Белояром (мирское имя которого было — Франк) недалеко от пещеры, в которой погибла почти что вся его семья. Погода была чудесной — день стоял солнечный и тёплый — и ноги сами понесли Светодара проведать печальную пещеру... Маленький Белояр, как всегда, нарвал близ растущих полевых цветов, и дедушка с праправнуком пришли поклониться месту умерших. Наверное, кто-то когда-то наложил проклятие на эту пещеру для его семьи, иначе невозможно было понять, как же они, такие необычайно одарённые, вдруг почему-то полностью теряли свою чувствительность, именно попадая только в эту пещеру, и, как слепые котята, направлялись прямиком в кем-то расставленный капкан.

Весело щебетавший свою любимую песенку Белояр вдруг замолк, как это всегда случалось, стоило ему войти в знакомую пещеру. Мальчик не понимал, что заставляло его вести себя именно так, но как только они входили внутрь — всё его весёлое настроение куда-то испарялось, и оставалась в сердечке только печаль...

— Скажи мне, дедушка, а почему здесь всегда убивали? Это место очень печальное, я это «слышу»... Давай уйдём отсюда дедушка! Мне оно очень не нравится... Здесь всегда пахнет бедой.

Малыш боязливо передёрнул плечиками, будто и, правда, почувствовав какую-то беду. Светодар печально улыбнулся и крепко обняв мальчика, хотел уже выйти наружу, как у входа в пещеру неожиданно появились четверо незнакомых ему человек.

— Вас не приглашали сюда, незваные. Это семейная печальня, и сюда запрещён вход посторонним. Уходите с миром, — тихо произнёс Светодар.

Он тут же горько пожалел, что взял с собой Белояра. Малыш испуганно жался к деду, видимо чувствуя нехорошее.

— Что ж, как раз это и есть подходящее место!.. — нагло захохотал один из незнакомцев. — Не придётся ничего искать...

Они начали окружать безоружную пару, явно стараясь пока не приближаться.

— Ну, прислужник Дьявола, покажи нам свою силёнку! — храбрились «святые воины». — Что, не помогает твой рогатый господин?

Незнакомцы нарочито себя злили, стараясь не поддаваться страху, так как про невероятную силу Огненного Учителя, видимо, были наслышаны достаточно.

Левой рукой Светодар легко задвинул малыша за спину, а правую протянул к пришедшим, как бы загораживая вход в пещеру.

— Я предупредил вас, остальное ваше дело... — сурово произнёс он. — Уходите, и с вами ничего плохого не случится.

Четверо вызывающе загоготали. Один из них, самый высокий, вытащив узкий нож, нагло им размахивая, пошёл на Светодара... И тут Белояр, испуганно пискнув, вывернулся из державших его дедушкиных рук, и, пулей метнувшись к человеку с ножом, начал больно колотить по его коленям подхваченным на бегу увесистым камушком. Незнакомец взревел от боли и, как муху, отшвырнул мальчика от себя подальше. Но беда-то была в том, что «пришедшие» всё ещё стояли у самого входа в пещеру... И незнакомец швырнул Белояра именно в сторону входа... Тонко закричав, мальчик перевернулся через голову, и лёгким мячиком полетел в пропасть... Это заняло всего несколько коротких секунд, и Светодар не успел... Ослепший от боли, он протянул руку к ударившему Белояра человеку — тот, не издав ни звука, пролетел в воздухе пару шагов и, грохнувшись головой об стенку, грузным мешком съехал на каменный пол. Его «напарники», видя столь печальный конец своего вожака, куче