Искусство управления впечатлениями. Ности. На Шетландских островах, например, не было дере­вьев, мешающих взгляду, а жилые строения были рассре­доточены

273

Ности. На Шетландских островах, например, не было дере­вьев, мешающих взгляду, а жилые строения были рассре­доточены. Соседи имели право заглядывать друг к другу, когда им случалось быть поблизости, но приближение обыч­но можно было видеть задолго до фактического прибытия. Вездесущие фермерские собаки обыкновенно подкрепляли это визуальное предупреждение облаиванием гостя. Поэто­му островитяне имели возможность полноценно расслаб­ляться, так как в запасе всегда были минуты отсрочки, чтобы привести сцену в порядок. И, конечно, при наличии таких предупредительных средств стук в дверь больше не исполнял одной из своих главных функций — сигнализи­ровать о появлении в доме постороннего, так что собратья-фермеры не жаловали друг друга этим знаком вежливости, хотя некоторые из них использовали в качестве дополни­тельного последнего предупреждения шарканье ногами при входе. Отели с апартаментами, входная дверь которых от­крывается только тогда, когда постоялец нажмет кнопку изнутри, также гарантируют клиентам своевременное пре­дупреждение и возможность глубокого расслабления.

Хотелось бы упомянуть еще об одном проявлении дра­матургической осмотрительности. Когда команды входят в непосредственный контакт друг с другом, может произой­ти множество мелких событий, которые случайно будут спо­собствовать передаче общего впечатления, несовместимо­го с насаждаемым. Такое невольное экспрессивное преда­тельство — базисная характеристика взаимодействия ли-цом-к-лицу. Один из способов справляться с данной проб­лемой — это, как говорилось раньше, подбирать дисципли­нированных участников команды, которые не допустят ис­полнения своих ролей в грубой, бестактной или чересчур застенчивой манере. Другой метод — заранее готовить для всех участников альтернативные возможности самовыра­жения. Например, можно разработать полную программу действий еще до события, до начала самого взаимодействия, намечая кто и что должен делать вначале и кто что должен делать затем. Этим способом можно избежать неразберихи и перерывов во взаимодействии и, следовательно, впечат­лений, которые такие заминки могли бы передать аудито­рии. (В таком методическом варианте таится, конечно, из­вестная опасность. Полностью прописанное исполнение, как в поставленной на сцене пьесе, весьма эффективно только

i

при условии, что никакое непредвиденное событие не на­рушит запланированной последовательности изложения и действий. Но если в какой-то момент эта последователь­ность будет сорвана, исполнители могут не найти нужной реплики, которая позволила бы им снова вернуться к тому месту сценария, где была прервана запланированная после­довательность действий. В таком случае исполнители, сле­дующие жесткому сценарию, могут оказаться в худшем по­ложении, чем занятые в менее организованном спектакле.) Еще один вариант применения методики программирова­ния состоит в том, чтобы сами по себе ничтожные поступки и события (вроде того, кому входить в комнату первым или кому сидеть рядом с хозяйкой и т. п.) рассматривать как важные знаки внимания. Причем все подобные мелкие пред­почтения должны сознательно распределяться согласно та­ким принципам, которые не могут обидеть никого из при­сутствующих: например, по возрасту, очевидному старшин­ству в чине и ранге, по полу или по временному церемони­альному статусу и т. д. В этом смысле принятый протокол есть не столько план распределения и выражения оценок участникам в течение взаимодействия, сколько план нейт­рализации, “заземления”, потенциально разрушительных самовыражений в форме, которая будет приемлемой (и нор­мальной) для всех присутствующих. Еще один вариант про­граммирования исполнения требует отрепетировать всю рутину так, чтобы исполнители хорошо напрактиковались в своих партиях и непредвиденные случаи не заставали их врасплох. Кроме того методика предварительной подготов­ки к возможным отклонениям от сценария предполагает, что для аудитории будут заранее очерчены границы ответ­ственности за исход представления, которую ее члены дол­жны взять на себя. Когда имеет место инструктаж такого рода, то, конечно, становится трудно отличать исполните­лей от членов аудитории. Этот тип командного сговора осо­бенно часто встречается там, где исполнитель является но­сителем высокопочитаемого священного статуса и не мо­жет полностью довериться стихийному такту аудитории. В Британии, например, представляемых ко двору женщин (которых можно рассматривать в качестве аудитории по отношению к монаршим исполнителям) заблаговременно школят насчет того, что надеть, в каком лимузине при­быть, как делать реверанс и что говорить.

10-231

ПОКРОВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Я перечислил три качества, какими должны обладать члены команды, чтобы команда в целом чувствовала себя в безопасности во время исполнения: верность, дисциплина и осмотрительность. Каждое из этих качеств проявляется при использовании многих стандартных защитных мето­дик, благодаря чему исполнителям удается спасти собствен­ный спектакль. Некоторые из этих методик управления впечатлениями были рассмотрены только что. Другие, как например, практика контролирования доступа в задние и передние зоны действия, обсуждались раньше. В этом раз­деле я хочу сосредоточиться на том, что большинство из таких защитных технических приемов управления впечат­лениями имеют своеобразную дублирующую страховку в виде тактичной склонности членов аудитории и посторон­них действовать покровительственным образом по отноше­нию к исполнителям, дабы помочь им спасти их спектакль. Поскольку зависимость исполнителей от такта аудитории и посторонних людей обычно недооценивается, будет умест­но специально привести здесь сразу несколько широко ис­пользуемых покровительственных практик, хотя с анали­тической точки зрения каждую такую практику, возмож­но, было бы лучше рассматривать в единстве с соответству­ющей защитной практикой.

Во-первых, надо ясно понимать, что доступ в задние и передние зоны представления контролируют не только исполнители, но частично и другие (то есть посторонние или люди, принадлежащие аудитории). Люди по своей доб­рой воле держатся в стороне от зон, в которые их не при­глашали. (Этот вид такта в отношении места действия ана­логичен “осмотрительной свободе выбора”, которая уже описывалась как разборчивость, или такт, в отношении фак­тических обстоятельств действия.) Когда посторонние при­ближаются к зоне чужого действия, то обычно они дают уже присутствующим в ней людям некое предупреждение в форме послания, стука, или покашливания, так что, если нужно, их вторжение может быть задержано, обстановка спешно приведена в порядок, а лицам присутствующих при­дано ситуационно уместное выражение²². Проявления так-

²² Горничные часто привыкают входить в комнату без стука, или сра­зу после стука, не ожидая разрешения, вероятно, на основании теории,

Искусство управления впечатлениями

275

тичности в этом роде могут быть хорошо и подробно разра­ботаны. Так, представляясь незнакомцу посредством ре­комендательного письма, наверное правильнее передавать письмо адресату до своего фактического прибытия в зону его непосредственного присутствия. Тогда адресат будет иметь время для решения, какого рода встречу устроить вам или другому рекомендуемому и какая манера выраже­ния подойдет для такой встречи²³.

Часто можно обнаружить, что когда взаимодействие вы­нужденно протекает в присутствии посторонних, то эти по­сторонние действуют тактично, демонстрируя свою неза­интересованность, отстраненность и невосприимчивость. В результате, если нельзя добиться физической изоляции сте­нами или достаточным расстоянием, то в какой-то мере изоляция достигается благодаря соблюдению условностей. К примеру, когда две компании ужинают в соседних каби­нетах ресторана, ожидается, что ни одна из них не вос­пользуется реально существующей возможностью подслу­шивать другую.

Правила этикета, относящиеся к тактичному запрету проявлять интерес к чужому, и эффективность обеспечи­ваемой этим частной тайны, конечно, различаются в зави­симости от принадлежности действующих к определенно­му обществу и субкультуре. В среднем классе англо-амери­канского общества человеку, находящемуся в обществен­ном месте, положено не совать носа в дела других людей и заниматься собственными делами. Лишь когда женщина роняет сумочку, или собрат-автомобилист застревает по­среди дороги, или ребенок, оставленный без присмотра в коляске, начинает кричать, только тогда человек из сред­него класса чувствует себя в праве мгновенно снести услов­ные разделительные барьеры. На Шетландских островах на этот счет сложились иные правила. От человека случай­но оказавшегося среди других людей, занятых каким-то делом, принято ожидать, что он предложит помощь, осо­бенно, если дело было относительно недолгим и относи­тельно трудным. Такая взаимопомощь по случаю прини-

что они статистки, перед кем присутствующим в комнате нет нужды при­творяться или поддерживать готовность ко взаимодействию в любой мо­мент. Домохозяйки-подруги ходят друг к другу на кухни столь же воль­но, выражая этим, что им нечего скрывать друг от друга. ²³ Esquire Etiquette. Philadelphia: Lippincott, 1953. P. 73.

Искусство управления впечатлениями

277

малась как нечто само собой разумеющееся и была просто-напросто выражением чувства товарищества у островитян. В том случае, когда аудитория становилась участницей исполнения, то для ее членов необходимость быть тактич­ными все равно не исчезала. В любой среде любого обще­ства существует вполне разработанный этикет поведения, которым руководствуются индивиды, будучи членами ауди­тории. Он включает: проявление достаточного внимания и интереса; готовность держать под контролем свое собствен­ное исполнение, чтобы не вносить в общее представление слишком много противоречий, помех и не привлекать по­вышенного внимания к себе; подавление всех действий или высказываний, которые могли бы вызвать faux pas; и вдо­бавок ко всему, умение избегать сцен. Такт аудитории, пуб­лики — настолько общее свойство, что можно ожидать его проявлений даже от лиц, отличающихся особенно несураз­ным поведением, каковы, например, пациенты в психболь­ницах. Так, одна исследовательская группа сообщает:

В другой раз персонал, не переговорив с больными, решил устроить им вечеринку в Валентинов день. Многие из пациен­тов не хотели идти, но пошли, поскольку чувствовали, что не стоит оскорблять чувства медсестер-студенток, организовавших вечеринку. Игры, предложенные медсестрами, были на уровне детей-несмысленышей. Многие больные чувствовали себя в них очень глупо и были рады, когда эта вечеринка кончилась и они смогли возвратиться к занятиям по собственному выбору²⁴.

В другой психиатрической лечебнице было замечено, что ког­да благотворительные танцы в госпитале Красного Креста устра­ивали для больных организации этнических меньшинств, тем самым предоставляя возможность приобрести опыт благотвори­тельной деятельности некоторым своим малопривлекательным соплеменницам, представитель госпиталя иногда даже уговари­вал избранных пациентов-мужчин потанцевать с этими девуш­ками, чтобы можно было поддерживать желанное впечатление, будто гости, сами несчастные, одаривают своей компанией лю­дей еще более обездоленных, чем они сами²⁵.

Когда исполнители делают какой-то промах, ясно вы­являющий расхождение между насаждаемым впечатлени-

²⁴ Caudil W., Redlich F.C., Gilmore H.R., Brody E.В. Social structure and interaction processes on a psychiatric ward // American Journal of Orthopsychiatry. Vol. 22. P. 321— 322.

²⁵ Исследование автора 1953—1954 гг.

ем и разоблаченной реальностью, аудитория может так­тично “не заметить” этого промаха или с готовностью при­нять извинение за него. В кризисные моменты для испол­нителей, вся аудитория может вступить с ними в молча­ливый сговор, чтобы помочь им выпутаться. Например, в психбольницах можно наблюдать такую картину: когда па­циент умирает настолько скандально, что это пагубно от­ражается на впечатлении о полезности лечения в данном учреждении, поддерживаемом персоналом, другие пациен­ты, обычно предрасположенные досаждать этому персона­лу, могут тактично приостановить свои военные действия и с большой деликатностью помочь составить совершенно фальшивое впечатление, будто они не осознали значения того, что произошло²⁶. Точно так же, во время каких-либо инспекций, будь то в школах, казармах, больницах, или дома, аудитория, вероятнее всего, будет вести себя образ­цово, так что исполнители, которых проверяют, смогут по­ставить образцовый спектакль. В такие моменты границы команд легко и мгновенно передвигаются, так что инспек­тирующим надзирателю, генералу, директору или просто гостю придется столкнуться с исполнителями и аудитори­ей, находящимися в сговоре.

Рассмотрим последний случай тактичности аудитории в обращении с исполнителями. Когда известно, что испол­нитель начинающий и, следовательно, более других под­вержен приступам смущения и ошибкам, аудитория часто проявляет сверхпредупредительность, удерживаясь от при­чинения ему дополнительных трудностей, которые в ином случае она могла бы создать другому исполнителю.

Мотивами тактичного поведения членов аудитории мо­гут быть либо непосредственное отождествление себя с ис­полнителями, либо желание избежать неприятной сцены, либо стремление расположить к себе исполнителей с целью их эксплуатации. Возможно, последнее соображение — са­мое предпочтительное объяснение. Некоторые пользующи-

²⁶ Когда две команды знают некий смущающий всех факт, и каждая из них знает, что он известен другой, и все же ни одна из команд открыто не признается в своем знании, — перед нами случай того, что Роберт Дьюбин назвал “организационными фикциями”. См.: Taxel H. Authority structure in a Mental Hospital Ward / Unpublished Master's thesis. Department of Sociology. University of Chicago, 1953. P. 118; Human relations in administration / Ed .by R. Dubin. N.Y.: Prentice-Hall, 1951. P. 341—345

Искусство управления впечатлениями

279

вся успехом уличныеженщины — это, по-видимому, те, кто охотнеедругих разыгрывает живое одобрение спектак­лей своих клиентов, тем самым подтверждая печальный драматургический факт, что возлюбленные и жены — не единственные представительницы слабого пола, которые вы­нуждены заниматься утонченными формами проституции:

Мери Ли утверждает, что делает для мистера Блейкси не боль­ше, чем для других своих богатых клиентов.

“Я делаю то, чего, как я знаю, они хотят: притворяюсь, буд­то от них балдею. Иногда они ведут себя как маленькие мальчи­ки в играх. Мистер Блейкси всегда такой. Он играет в пещерно­го человека. Он вламывается в мою комнату, облапывает меня и жмет до тех пор пока, как он воображает, у меня дух захватит. Это просто смешно. После того, как он кончит заниматься со мной любовью, мне приходится говорить ему: "Милый, ты сде­лал меня такой счастливой, что я чуть не закричала..." Просто не верится, что взрослому мужику хочется играть в такие игры. Но ему хочется. И не только ему. Большинству из богатень­ких”.

Мери Ли настолько убеждена, что ее главное достоинство в торгах с богатыми клиентами — это способность вести себя сти­хийно-естественно, что для обеспечения такой возможности не­давно перенесла операцию с целью навсегда исключить опас­ность беременности. Она смотрит на это как на капиталовложе­ние в свою карьеру²⁷.

Но в таких случаях рамки анализа, выработанные в дан­ном исследовании, опять становятся слишком стеснитель­ными, ибо эти тактичные действия со стороны аудитории могут стать более сложными и трудоемкими, чем само пред­ставление, откликом на которое они являются.

Я хотел бы добавить заключительное соображение о так­те. Всякий раз, когда аудитория проявляет тактичность, есть вероятность, что исполнители по ходу дела поймут, как деликатно их опекают. Если такое происходит, то логи­чески возникает следующая возможность: аудитория в ка­кой-то момент поймет, что исполнители знают об этой так­тичной опеке. Тогда, в свою очередь, исполнителям опять предоставляется возможность понять, в какой мере ауди­тории известно об их собственном знании того полезного факта, что им снисходительно покровительствуют. Далее,

²⁷ Murtagh J. M., Harris S. Cast the first stone. NY: Pocket Books Cardinal Edition 1958. P. 165, 161—167.

по достижении такого уровня взаимной информированно­сти, в исполнении может настать момент, когда разделен-ность команд рухнет и заменится внезапно общностью взгля­дов, при которой каждая из команд открыто сознается пе­ред другой в степени своей информированности. В такие моменты вся драматургическая структура социального вза­имодействия внезапно и остро обнажается и разделитель­ная линия между командами мгновенно исчезает. Незави­симо от того, вызовет ли такое положение дел стыд или смех, команды, вероятнее всего, быстро возвратятся в рус­ло своих предназначенных судьбою характеров.

ТАКТИЧНОСТЬ ОТНОСИТЕЛЬНО ДРУГОЙ ТАКТИЧНОСТИ

Только что было показано, как аудитория вносит суще­ственный вклад в поддержание спектакля на плаву, прояв­ляя такт или предпринимая практические покровитель­ственные действия в пользу исполнителей. Совершенно очевидно, что если от аудитории хотят проявлений такта для блага исполнителя, то и сам исполнитель должен дей­ствовать таким образом, чтобы сделать возможным ока­зание подобной помощи. Это тоже потребует дисциплины и осмотрительности, но особого рода. Например, выше бы­ло сказано, что тактичные посторонние, нечаянно оказав­шиеся в положении, из которого подслушивается чужое взаимодействие, для смягчения неловкости могут предло­жить спектакль отсутствия внимания и интереса с их сто­роны. Чтобы помочь такому тактичному поведению, участ­ники, сознавая физическую возможность быть подслушан­ными, могут опустить из своих разговоров и действий все, что подвергло бы чрезмерному испытанию это тактичное решение посторонних людей, и в то же время включить туда достаточно полусекретных фактов с целью показать, что ни в чем не подозревают демонстрируемый чужаками спектакль полного отказа от участия в их взаимодействии. Подобно этому, если секретарша по указанию начальства сообщает посетителю, что человека, которого он хочет ви­деть, нет на месте, то умный посетитель, щадя секретар­шу, отойдет от внутреннего телефона, чтобы не услышать, как говорит с нею тот, кого якобы нет.

Искусство управления впечатлениями

281

В заключениеэтого обзора упомянем две общие страте­гии в проявлениях такта относительно другого такта. Во-первых, исполнитель должен быть чувствительным к на­мекам и готовым их воспринимать, ибо именно через наме­ки аудитория в состоянии предупредить исполнителя, что его спектакль не приемлем и что ему лучше изменить его побыстрее, если необходимо спасти ситуацию. Во-вторых, если исполнитель в каком-либо отношении ложно пред­ставляет факты, он должен делать это в соответствии со своего рода этикетом, принятым для таких ложных пред­ставлений: он не должен загонять себя в положение, из которого его не смогут вытащить даже самые жалостные оправдания и самая доброжелательная аудитория. При про-говаривании сознательной лжи исполнителю как бы поло­жено придавать голосу оттенок насмешливости, так что, если его поймают, он сможет отречься от всякого притяза­ния на серьезность и сказать, что он только шутил. При ложном представлении своего физического облика испол­нителю рекомендуется использовать средства, которые до­пускают какие-нибудь невинные оправдания. Так, лысе­ющие мужчины, которые для маскировки постоянно но­сят шляпу внутри и вне помещения, могут более или менее отговориться тем, что простужены, или что просто забыли снять шляпу, или что возможен неожиданный дождь. Но фальшивая накладка уже не даст носителю ее никакого извинения за обман, а аудитории — никакого оправдания за свое попустительство обманщику. По существу, тип само­званца, упоминавшийся ранее, в некотором смысле можно определить как лицо, которое делает невозможным прояв­ление такта со стороны аудитории в отношении замечен­ного ложного представления.

Несмотря на то, что исполнители и аудитория исполь­зуют все эти приемы управления впечатлениями, а также многие другие, разумеется, инциденты все равно случают­ся и аудиториям удается мельком заглянуть за кулисы пред­ставления. Когда такое происходит, члены аудитории по­рой получают важный урок, более значимый для них, чем то злорадное удовольствие, которое они могут извлечь из разоблачения чьих-то темных, доверительных, внутренних

или стратегических секретов. Возможно, члены аудитории откроют для себя некий фундаментальный демократизм жизни, который обычно хорошо скрыт. Будь то представ­ляемый характер сдержанно-ответственным или беззабот­но-легкомысленным, свойственным высокому или низко­му общественному положению, человек, исполняющий этот характер, все равно предстанет тем, кем он по большей части является: одиноким игроком, втянутым в изнури­тельное дело воспроизведения этого характера. Под многи­ми масками и многими характерами каждый исполнитель сохраняет еще одно выражение лица, но выражение инди­видуальное, явно необобществленное, сосредоточенное — выражение человека, который в одиночку решает трудную, коварную задачу. Симона де Бовуар в ее книге о женщи­нах приводит тому примеры:

И никакая бережливость не может гарантировать от таких случайностей, как капля вина, пролитая на платье, искра от си­гареты, явившаяся причиной дырки; мгновенно исчезает рос­кошное создание, куда девается праздничный вид, с которым она красовалась в салоне, одаривая всех улыбкой; а вместо это­го появляется расчетливая домохозяйка с серьезным, лишен­ным какого-либо намека на улыбку лицом; и тут открывается, что весь ее туалет, ее костюм — это не какой-то букет, фейер­верк, бесценное и преходящее великолепие, предназначение ко­торого — щедро одарить мгновение, озарить, ослепить своим блеском; отнюдь не демонстрация своего богатства, своего со­стояния, это вложение капитала; он стоил каких-то жертв; ис­портить его — значит претерпеть непоправимую катастрофу. Не­чаянно посаженное пятно на одежде, вырванный клок, неудач­но сшитое платье, плохо сделанная завивка — все это восприни­мается как катастрофа гораздо большей значимости, чем подго­ревшее жаркое или разбитая ваза; а все потому, что кокетка не только отдает себя во власть вещей, она хочет, чтобы ее воспри­нимали как вещь, а без этих вещей, вещей-посредников, она не ощущает себя в безопасности в этом мире²⁸.

Человек, зная, что его аудитория по пустяковым пово­дам способна формировать плохие впечатления о нем, мо­жет стыдиться вполне добронамеренного честного поступ­ка просто потому, что контекст его совершения создает лож­ные впечатления чего-то плохого. Чувствуя этот необосно­ванный стыд, индивид начинает подозревать, что его пере-

²⁸ Beauvoir S. de The second sex. L : Cape, 1953. [Бовуар С. де. Второй пол. М.: АО Издательская группа “Прогресс”; Спб.: Алетейя, 1997. С. 607.].

живаннямогут быть замечены публикой. Дальше человек со страху может внезапно поверить, будто его вид подтверж­дает эти ложные умозаключения о нем. И тогда он, воз­можно, добавит к сомнительности своего положения но­вые осложения, пустившись в защитные маневры, какие он предпринял бы и в случае своей действительной винов­ности. На этом пути, гадая, что могли бы навоображать о нас другие, каждый из нас имеет возможность быстро стать в собственных глазах наихудшим человеком, какого толь­ко он способен себе представить.

В той мере, в какой человек поддерживает перед други­ми спектакль, в который сам не верит, он может начать испытывать особого рода отчуждение от самого себя и осо­бого рода недоверчивость по отношению к другим. Вот что сообщила, например, одна американская студентка:

Иногда на свиданиях я “играю в глупенькую”, от этого по­том тошнит. Переживания сложные. Часть меня испытывает удо­вольствие от того, что я “кидаю” ничего не подозревающего пар­ня. Но это чувство превосходства над ним смешано с чувством вины за мое лицемерие. К своему “зазнобе” я испытываю неко­торое презрение за то, что он “попался” на мою удочку, или, ес­ли парень мне нравится, — что-то вроде материнского снисхож­дения. Иногда я ужасно злюсь на него! Ну почему он не прево­сходит меня во всех отношениях, как полагается мужчине, что­бы я могла стать естественной, самою собой? И что я тут делаю с ним, наперекор всему? Зачем несу какую-то чепуху?

Самое забавное во всем этом, что мужчина, я думаю, не всег­да так уж ни о чем и не подозревает. Он может учуять правду и стать трудным в общении. У него появляются сомнения: “Чего я добился? Она исподтишка подсмеивается или вправду думала похвалить? В самом деле моя маленькая речь произвела на нее впечатление или она только притворилась ничего не знающей о политике?” И раз или два я чувствовала, что осталась в дурах: парень разглядел мои уловки и потерял уважение ко мне за мое добровольное унижение до таких трюков²⁹.

Совместные сценические проблемы; забота о том, каки­ми кажутся вещи другим; обоснованные и необоснованные переживания стыда; амбивалентное отношение к самому себе и к аудитории — таковы некоторые из драматургиче­ских элементов жизненной ситуации человека.

²⁹ Komarovsky M. Cultural contradictions and sex roles // American Journal of Sociology. Vol 52 P. 188

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

РАМКИ СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Всякое социальное образование представляет собой ка­кое-нибудь пространство, окруженное более или менее за­крепленными барьерами, препятствующими чужому вос­приятию, — пространство, в котором регулярно осущест­вляется определенного рода деятельность. Я настаивал, что в сущности любое социальное образование можно плодо­творно изучать с точки зрения управления впечатления­ми. В стенах всякой социальной организации найдется ка­кая-то команда исполнителей, которые соединяют усилия, чтобы представить некой аудитории свое определение си­туации. Оно будет включать рабочую идею и предположе­ния о необходимом командном этосе, который должен под­держиваться правилами вежливости и приличия. Как пра­вило, там обнаружится разделение на заднюю (закулис­ную) зону, где подготавливают исполнение повседневной рутины, и переднюю зону, где это исполнение представля­ют другим. Доступ в эти зоны контролируется, чтобы поме­шать аудитории видеть закулисье, а посторонним прихо­дить на представление, им не предназначенное. В отноше­ниях членов команды обычно преобладает дружеская фа­мильярность, вероятно, также развитие солидарности, а секреты, которые могли бы разоблачить и подвести спек­такль, известны всем исполнителям и охраняются сообща. Между исполнителями и аудиторией поддерживается мол­чаливое соглашение действовать так, как если бы между ними существовала определенная степень и противосто­яния, и согласия. Обычно, но не всегда, согласие усиленно подчеркивается, а противостояние приглушается. В резуль­тате рабочее согласие сторон может вступать в противоре­чие с той установкой по отношению к аудитории, какую

исполнители выражают при ее отсутствии, и с той тща­тельно контролируемой коммуникацией, предполагающей выход из основного характера, которую исполнители уста­навливают в присутствии аудитории. Можно ожидать, что во взаимодействии будут участвовать противоречивые роли: отдельные люди — участники команды, члены аудитории, или посторонние — завладеют такой информацией о дан­ном исполнении и отношениях с командой, которая со­всем не очевидна и осложняет проблему постановки жиз­ненного спектакля. Иногда случаются его срывы из-за не­произвольных жестов, ложных шагов и неожиданных сцен, устраиваемых его участниками, чем дискредитируется или опровергается определение ситуации, которое исполните­ли старались поддерживать перед публикой. Вокруг та­ких разрушительных событий создается мифология коман­ды. Исполнители, члены аудитории и посторонние — все используют определенные технические приемы для спасе­ния спектакля, или избегая вероятных срывов, или внося поправки в ответ на те из них, которых не удалось избе­жать, или предоставляя возможность поправить дело дру­гим. Чтобы гарантировать применение этих приемов, ко­манда отбирает в свои члены людей верных, дисциплини­рованных и осмотрительных, а также выбирает аудито­рию потактичнее.

Эти элементы и признаки определяют основные рамки, которые я считаю типичными для очень многих социаль­ных взаимодействий, как они протекают в естественных декорациях англо-американского общества. Эти рамки фор­мальные и абстрактные в том смысле, что их можно при­менять к любому социальному образованию, но в то же время это не просто некая статическая классификация. Эти рамки влияют на динамику решения проблем, порож­даемых желанием сохранить однажды предложенное дру­гим определение ситуации.

АНАЛИТИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

В данной книге преимущественно рассматривались со­циальные формирования как относительно закрытые сис­темы. Предполагалось, что отношение одного социального образования к другим достаточно доступно для рациональ-

Заключение. Рамки социального взаимодействия

285

ного исследования и должно быть аналитически истолко­вано как часть совокупности фактов иного порядка — по­рядка институциональной интеграции. Было бы хорошо попробовать ввести исследовательскую перспективу, при­нятую в книге, в контекст других подходов, скрыто или явно используемых в исследованиях различных социаль­ных образований как закрытых систем. В порядке опыта можно выделить четыре таких подхода.

Любое социальное образование можно изучать техни­чески — в категориях его эффективности в качестве пред­намеренно организованной системы деятельности для дос­тижения заранее определенных целей. Социальное обра­зование можно рассматривать политически — с точки зре­ния действий, которых каждый его участник (или класс участников) вправе требовать от других участников; с точки зрения лишений и льгот, распределяемых среди участни­ков, чтобы подкрепить эти требования; и с точки зрения видов социального контроля над применением власти и использованием санкций. Еще любое социальное образо­вание может исследовать структурно — в категориях его горизонтальных и вертикальных статусных подразде­лений и разновидностей социальных отношений, которые привязывают эти отдельные группировки друг к другу. Наконец, всякое социальное образование можно быть ана­лизировать в культурном контексте — с точки зрения моральных ценностей, влияющих на характер деятельно­сти в этом учреждении, — ценностей, свойственных мо­дам, обычаям и проявлениям вкуса, вежливости и прили­чия, конечным целям и нормативным ограничениям на выбор применяемых средств и т. п. Следует заметить, что все факты и события, характеризующие данное человечес­кое учреждение, безусловно имеют отношение к каждой из четырех исследовательских перспектив, но каждая из них задает свои приоритеты и свой порядок этим фактам.

Мне кажется, что драматургический подход может стать пятой перспективой, вдобавок к вышеназванным тех­нической, политической, структурной и культурной пер­спективам анализа¹. Драматургическую перспективу, по-

¹ Ср. с этим позицию Освальда Холла относительно возможных перс­пектив изучения закрытых систем: Hall О. Methods and techniques of research in human relations // Hughes E. C. el all. Cases on field work.

Заключение. Рамки социального взаимодействия

287

добно четырем другим, можно применять как конечный пункт анализа, как завершающий способ упорядочения фактов. Это предполагает описание приемов управления впечатлениями, выработанных в данном социальном обра­зовании, основных проблем управления впечатлениями в нем, критериев идентификации отдельных исполнитель­ских команд, действующих в пределах такого образования и взаимоотношений между ними. Но специфические явле­ния, относящиеся к сфере управления впечатлениями, иг­рают определенную роль и в событиях, интересующих все прочие (наряду с драматургической) перспективы. Возмож­но, надо пояснить это положение чуть подробнее.

Техническая и драматургическая исследовательские перспективы наиболее явно взаимопересекаются, вероят­но, в отношении стандартов качества работы. Для обеих перспектив важно, что один круг индивидов заинтересо­ван в проверке определенных неочевидных характеристик и качественных показателей трудовых свершений другого круга индивидов, а эти другие заинтересованы в создании впечатления, что их работа полностью воплощает эти скры­тые качества. Политическая и драматургическая перспек­тивы отчетливо пересекаются при рассмотрении способно­стей одного человека направлять деятельность другого. До­статочно сказать, что если человек обязан руководить дру­гими людьми, то он чаще, чем это обычно бывает, считает полезным скрывать от них стратегические секреты. Да­лее, если кто-то попытается направлять деятельность дру­гих посредством личного примера, просветительства, убеж­дения, обмена, манипуляций, авторитета, угрозы, наказа­ния или прямого принуждения — то, независимо от зани­маемой им позиции в сфере власти, ему будет необходимо эффективно внушать другим, какой именно результат он хочет получить, что он сам готов сделать для получения этого результата и что он собирается делать, если ожидае­мого результата не будет. Любого рода власть должна быть оснащена эффективными средствами показа другим этих своих намерений, и она будет иметь разные результаты в зависимости от того, как все это театрализовано, драма­тургически поставлено. (Разумеется, способность успешно передавать другим определение ситуации может быть поч­ти бесполезной, если человек не имеет общественного по-

ложения, чтобы подавать пример, предложить обмен, на­казать и т. д.) Так, даже самая объективная форма прояв­ления голой власти — физическое принуждение — часто выступает ни в качестве объективной, ни в качестве чис­той формы, а скорее функционирует как показательное средство для убеждения аудитории. Иначе говоря, при­нуждение часто бывает средством коммуникации, а не прос­то средством действия. Взаимопересечение структурной и драматургической перспектив наиболее ясно видно, пожа­луй, в анализе социальной дистанции. Образ, какой одна статусная группировка способна поддерживать в глазах аудитории, состоящей из членов других статусных груп­пировок, будет зависеть от способности исполнителей огра­ничивать коммуникационные контакты с этой аудитори­ей. Культурная и драматургическая перспективы очевид­нее всего пересекаются на проблеме поддержания мораль­ных норм. Культурные ценности данного социального об­разования подробно определяют, как его участникам над­лежит относиться ко множеству существующих вещей и явлений, и одновременно устанавливают рамки видимо-стей, которые должны быть сохранены независимо от того, какие моральные чувства скрываются за этими видимо-стями.

ЛИЧНОСТЬ—ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ—ОБЩЕСТВО

За последние годы предпринимались немалые усилия свести в одну теоретическую рамку понятия и находки из трех различных областей исследования: отдельной лично­сти, социального взаимодействия и общества как целого. Я хотел бы предложить одно простое добавление к этим междисциплинарным попыткам.

Когда индивид появляется перед другими, он и созна­тельно и непреднамеренно проецирует определение ситу­ации, важной частью которого является сообщаемое пред­ставление о самом себе. Когда происходит событие, по вы­разительным средствам несовместимое с этим насажда­емым впечатлением, значимые последствия этого одновре­менно ощущаются на трех уровнях социальной реально­сти, каждый из которых подразумевает другую точку от­счета и другой порядок фактов.

Во-первых, социальное взаимодействие, толкуемое в данном исследовании как диалог между двумя команда­ми, может прерваться в обстановке общего смущения и за­мешательства. Ситуация может перестать быть определен­ной, прежние позиции могут стать в дальнейшем не защи­тимыми, и участники могут вдруг оказаться без намечен­ного курса действий. Как правило, участники чувствуют некую фальшивую ноту в сложившейся ситуации и начи­нают испытывать замешательство. Другими словами, ма­ленькая социальная система, созданная и упроченная упо­рядоченным социальным взаимодействием, становится де­зорганизованной. Таковы последствия указанного срыва с точки зрения социального взаимодействия.

Во-вторых, срывы исполнения дополнительно к этим дезорганизующим последствиям для действия в данный момент могут иметь и более глубокие последствия. Ауди­тории склонны воспринимать личностный образ Я, про­ецируемый индивидуальным исполнителем во время лю­бого текущего выступления, в качестве какого-то ответст­венного представителя группы его коллег, его команды и его социальной организации. Кроме того, аудитории вос­принимают конкретное исполнение данного индивида как свидетельство его способности исполнять определенную ру­тину и даже как свидетельство его способности исполнять любую рутину. В известном смысле эти более крупные со­циальные единицы (команды, организации и т. д.) каж­дый раз попадают в зависимость от того, как их индиви­дуальный представитель исполняет свою рутинную партию, поскольку с каждым очередным таким исполнением леги­тимность этих единиц часто заново подвергается испыта­нию, а их долговременная репутация ставится на карту. Зависимость этого рода особенно сильна в некоторых спе­циальных исполнениях. Например, когда хирург и его се­стра по случайному совпадению одновременно отворачи­ваются от операционного стола и пациент, находящийся под анестезией, скатывается с него со смертельным исхо­дом, то не только скандально срывается единичная опера­ция, но может пострадать сложившаяся репутация этого врача как профессионала и как человека, а также репута­ция всей больницы. Таковы возможные последствия сры­вов исполнения с точки зрения социальной структуры.

Заключение. Рамки социального взаимодействия

289

Наконец, часто встсречается глубокое самоотождеств­ление Я индивида с какой-то конкретной ролью, органи­зацией или группой, что формирует его самопонимание в качестве человека, который не срывает социального вза­имодействия и не подводит социальные подразделения, за­висящие от этого взаимодействия. Если же случается срыв, то может появиться сомнение в тех самооценках, вокруг которых строилась личность этого индивида. Таковы по­следствия, которые могут быть вызваны срывами испол­нения, с точки зрения отдельной личности.

Итак, последствия срывов исполнения можно рассмат­ривать на трех уровнях абстракции: личности, взаимодей­ствия и социальной структуры. Хотя вероятность срыва, а также социальная важность вероятных срывов, широко варьируются от одного взаимодействия к другому, все же, по-видимому, нет такого взаимодействия, в ходе которого его участники не имеют существенных шансов испытать легкое затруднение или менее значительных шансов пе­режить глубокое унижение. Жизнь по большей части не является азартной игрой, но природа взаимодействия — игровая. И поскольку люди прилагают усилия избегать срывов взаимодействия или исправлять те из них, кото­рых избежать не удалось, то эти усилия будут иметь одно­временные последствия тоже на всех трех вышеуказан­ных уровнях. В таком случае логично связать эти три уров­ня абстракции с существующими исследовательскими пер­спективами, с точки зрения которых изучают социальную жизнь.

СРАВНЕНИЯ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ

В этой книге использовались иллюстрации из практи­ки не только англо-американского общества. Поступая так, я вовсе не думал, будто представленная в ней система по­нятий свободна от всякой культурной ограниченности или применима в тех же областях социальной жизни в неза­падных обществах, как и в нашем западном. Для после­днего характерна социальная жизнь, протекающая в зам­кнутых помещениях. Западный человек предпочитает дей­ствовать в стационарной обстановке, удерживая посторон-

Заключение. Рамки социального взаимодействия

291

них за пределами действия и используя возможность неко­торого уединения для комфортной подготовки перед пуб­личным шоу. Раз начав представление, он склонен дово­дить его до конца и при этом тонко чувствует дисгармо­ничные ноты, возникающие по ходу исполнения. Если че­ловека в западном обществе уличают в ложном представ­лении другим, то он, как правило, переживает глубокое унижение. Принимая как данность западные общие дра­матургические правила и наклонности в поведении, не сле­дует упускать из виду целые области жизни в других обще­ствах, где люди явно следуют иным правилам поведения. Сообщения западных путешественников переполнены не­ожиданными случаями, в которых их подводило драма­тургическое чутье, так что если ставить цель получения обобщений с охватом опыта других культур, то необходи­мо рассматривать эти случаи наравне с более привычными для западного ума. Так, надо быть готовым к тому, что в Китае, в любом частном доме, хотя бы в одной, чайной, комнате, можно увидеть удивительно гармоничные и ос­мысленные церемониальные действия и убранство, в край­не незатейливых ресторанчиках могут подавать чрезвы­чайно изысканную еду, а в тайниках лавчонок, которые выглядят как шалаши, набитые неприветливыми, развяз­ными продавцами, могут храниться завернутые в старую оберточную бумагу рулоны чудесного, тончайшего шелка². Человеку, живущему среди людей, ревностно заботящих­ся о сохранении лица друг перед другом, полезно узнать следующее:

К их счастью, китайцы не верят в необходимость домашних тайн так, как верим мы. Они не возражают, чтобы все подробно­сти их повседневного опыта видел каждый, кто захочет. Как они живут, что они едят, и даже семейные ссоры, которые мы так стараемся скрывать от публики — все это, по-видимому, считается общим достоянием, а не исключительным владением наиболее заинтересованной в происходящем конкретной семьи³.

Не должно удивлять, что в обществах с прочно утвер­дившимися неэгалитарными статусными системами и силь­ными религиозными ориентациями люди порой менее серь-

2 Macgowan J. Sidelights on Chinese life Philadelphia: Lippincott, 1908 P. 178—

³Ibid P 180—181

езно относятся ко всей драме гражданской жизни, чем на западе, и преодолевают социальные барьеры грубоватыми жестами, которые апеллируют к человеку, скрытому под маской, гораздо более открыто, чем посчитал бы позволи­тельным для себя американец.

Более того, надо быть очень осторожными при любых попытках охарактеризовать собственное общество как це­лое встречающимися в нем драматургическими практика­ми. К примеру, известно, что при теперешних отношени­ях управляющих и рабочих одна команда может пойти на совместные консультационные встречи с противной сто­роной, зная про себя, что возможно скоро понадобится соз­дать видимость гневного ухода с такого совещания. Дип­ломатическим командам иногда тоже приходится ставить похожие спектакли. Другими словами, хотя в нашем за­падном обществе команды обычно обязаны усмирять свой гнев, подчиняясь рабочему соглашению, бывают случаи, когда команды наоборот обязаны прятать свой истинный облик трезвомыслящей оппозиции за притворной демон­страцией несдержанных чувств. Точно так же, иногда скла­дываются такие обстоятельства, при которых люди, жела­ют они этого или нет, вынуждены прекратить взаимодей­ствие, чтобы спасти свою честь и свое лицо. Для ясности было бы благоразумней начать анализ этого драматурги­ческого разнообразия с более мелких социальных единиц, с небольших социальных образований или классов образо­ваний, с описания конкретных статусов, сравнения доку­ментов и изменений скромного масштаба методом истори­ческого изучения отдельных случаев. Для примера возьмем следующую информацию о спектаклях, которые на закон­ном основании дозволяется ставить бизнесменам:

За последние полвека заметное изменение претерпели пози­ции судов по вопросу границ оправданного доверия. Более ран­ние судебные решения, под влиянием преобладавшей доктрины “caveat emptor” (“бди, покупатель!”), сильно напирали на “долг” истца оберегать самого себя и не доверять своему противнику и придерживались мнения, что истец не имел права полагаться даже на прямые позитивные утверждения лица, с кем он всту­пил в официальную сделку. Предполагалось, что от любого мож­но ожидать попытки перехитрить в сделке другого, насколько хватит умения, и что только дурак будет ждать от людей всеоб­щей честности. Поэтому истец, по общему мнению, обязан был

провести более или менее основательное расследование и соста­вить собственное суждение. Признание новой нормы деловой этики, требующей, чтобы высказывания о фактах были по мень­шей мере правдивыми и точно сформулированными, а во мно­гих случаях и безусловно истинными, привело почти к полному изменению этой установки.

Теперь считается, что на фактические утверждения о коли­честве и качестве земли или продаваемых товаров, о финансо­вом положении корпораций и тому подобных материях, побуж­дающих вступать в коммерческие сделки, можно оправданно полагаться без специального расследования, не только там, где такое расследование было бы обременительным и трудным (как в случае, когда продаваемая земля расположена далеко от места сделки), но и там, где лживость представления товара в прин­ципе легко разоблачить доступными подручными средствами⁴.

В то время как в деловых отношениях откровенность, быть может, и растет, в других сферах происходят обрат­ные процессы. Есть некоторые свидетельства того, что брач­ные консультанты во все большей степени приходят к еди­ному мнению о неуместности взаимных откровений суп­ругов о своих прежних “приключениях”, так как это толь­ко вызывает ненужное напряжение. Можно привести и другие примеры. Так, почти до 1830 года в британских пивнушках была обстановка, мало отличающаяся от соб­ственных кухонь рабочего люда, но после этой даты в моду внезапно вошли “дворцы джина”, создавшие для отдыха почти той же клиентуры гораздо более изысканную по­казную, переднюю зону, чем они могли бы вообразить себе в мечтах еще совсем недавно⁵. В документах по социаль­ной истории конкретных американских городков есть фак­ты, говорящие о том, что произошло опрощение домашне­го и профессионального представительских передних пла­нов у местных высших классов. И наоборот, по некоторым источникам началось усложнение и удорожание обстанов­ки в офисах профсоюзных организаций⁶, что сопровожда­ется усилением тенденции “украшать” эту обстановку ака­демически образованными экспертами, которые создают

⁴ Prosser W. L. Handbook of the law of torts / Hornbook Series St. Paul (Minnes.): West Publishing Co., 1941 P. 749—750

⁵ Corham M. Dunnell H. Inside the pub. L.: The Architectural Press, 1950 P. 23— 24

⁶ Hunter F. Community power structure. Chapel Hill University of North Carolina Press, 1953. P. 19

Заключение. Рамки социального взаимодействия

293

атмосферу глубокомыслия и респектабельности⁷. Наблю­даются также изменения в планировке зданий и расста­новке оборудования в определенных промышленных и тор­говых организациях и явное усложнение представитель­ских передних планов, как в отношении наружного вида главных административных зданий, так и в отношении конференц-залов, главных вестибюлей и приемных внут­ри этих зданий. На примере конкретной фермерской общи­ны можно проследить, как скотный двор, который когда-то был закулисьем кухни и попасть в который можно было через маленькую дверцу рядом с печью, позже стали раз­мещать в отдалении от дома, а сам дом, в свое время безза­щитно торчавший посреди сада в окружении сельскохо­зяйственного инвентаря, мусорных куч и пасущегося ско­та, в некотором смысле начинает ориентироваться на пуб­лику своим огороженным и чистеньким палисадником, представляясь общине принаряженной стороной, в то вре­мя как в неогороженных задних зонах беспорядочно раз­бросан разный хлам. И по мере того, как исчезают при­строенные к домам коровники и все реже начинают встре­чаться отдельно стоящие кухонные времянки, в фермер­ском быту наблюдается постепенное улучшение домашне­го уклада, в котором кухня, сама когда-то имевшая свои скрываемые задние зоны, теперь меньше всего служит пред­ставительской зоной дома, хотя в то же время становится все более презентабельной на вид. Можно также отметить тот своеобразный общественный сдвиг, который заставил некоторые фабрики, корабли, рестораны и домохозяйства вычищать свои закулисные зоны до такой степени, что, подобно монахам, коммунистам или немецким муниципа­лам, их хранители всегда на страже, и не найдешь пят­нышка, где их представительский фронт дает слабину, в то время как члены аудитории, в достаточной мере про­никшиеся указанной бессознательной установкой общества, с пристрастием изучают места, которые специально для них убирают. Платное посещение репетиций симфониче-

⁷ Обсуждение “витринной функции” штатных экспертов см.: Wilens-ky H. The staff expert: A study of intelligence function in American Trade Unions / Unpublished Ph. D. dissertation. Department of Sociology. University of Chicago, 1953 Ch. 4 О проявлениях той же тенденции в бизнесе см.: Riesman D. The lonely crowd. New Haven: Yale University Press, 1950 P. 138—139