Глава 5. Виктория Клоновска, польская секретарша, была украшением приемной Оскара, и он немедленно закрутил с ней длинный роман

Виктория Клоновска, польская секретарша, была украшением приемной Оскара, и он немедленно закрутил с ней длинный роман. Ингрид, его немецкая любовница, должна была бы знать о ее существовании, как Эмили Шиндлер знала о существовании Ингрид. Но Оскар никогда не занимался любовью исподтишка, втихомолку. Он был по-детски откровенен в интимных отношениях. Не то что он хвастался. Просто он никогда не испытывал необходимости врать, прокрадываться в гостиницу по задней лестнице и в темноте тихонько стучать в дверь девушки. С тех пор как Оскар отказался по-крупному врать своим женщинам, выбор его сузился; ему было трудновато пускать в ход традиционные приемы обольщения любовника.

С высокой светлой прической над хорошеньким живым лисьим личиком, Виктория Клоновска производила впечатление одной из тех легкомысленных девушек, которые воспринимают царящую вокруг историческую неопределенность лишь как временное затруднение, после которой они и займутся таким серьезным делом, как организация своей жизни. Хотя эта осень требовала скромной одежды, Клоновска с нескрываемой фривольностью носила свои жакетики, плиссированные блузки и облегающие юбки. Тем не менее она обладала ясной головой, была преданной и толковой сотрудницей. Конечно, она была националисткой в не допускающем возражений польском стиле. Что в конце концов не помешало ей провести переговоры с немецкими сановниками, дабы ее судетского любовника выпустили из учреждения СС. Но в данный момент Оскар предложил ей не столь рискованную работу.

Он намекнул, что хотел бы найти хороший бар или кабаре в Кракове, где мог бы встречаться с друзьями. Не завязывать контакты, не угощать начальство из Инспектората. А с настоящими друзьями. Какое-нибудь веселое местечко, куда не заглядывают официальные лица средних лет.

Знает ли Клоновска такое местечко?

Ей удалось найти великолепный джазовый погребок на узкой улочке к северу от Рынка, городской площади. Испокон веков оно было популярно у молодых преподавателей и студентов университета, но сама Виктория там не бывала. Солидная публика, которая намекала, что была бы не прочь провести с ней свободное время, не испытывала желания окунуться в студенческий гомон. При желании там же можно арендовать отдельную нишу под занавесом, где компания прекрасно проведет время, развлекаясь под звуки дикарской музыки. Оценив находчивость Клоновской, разыскавшей это музыкальное заведение, Оскар окрестил ее «Колумбом». С партийной точки зрения джаз был не только вырождающимся декадентским искусством, но и выражал африканское животное начало недочеловеков. Излюбленным ритмом СС и официальных лиц партии был «ум-па-па» венских вальсов, и они старательно избегали джаз-клубов.

Под Рождество 1939 года Оскар устроил вечеринку в клубе для некоторых своих приятелей. Обладая инстинктивным умением устанавливать любые контакты, он не испытывал никаких затруднений, когда приходилось пить и с теми, кто не вызывал у него симпатий. Но в этот вечер вокруг собрались люди, к которым он-таки испытывал дружеские чувства. К тому же, надо добавить, они, конечно же, были молодыми, полезными, хотя еще и недостаточно влиятельными членами различных оккупационных учреждений; и все из них в той или иной мере чувствовали себя вдвойне изгнанниками - и не только потому, что они были вдалеке от дома. И в родных пределах, и за границей все они в той или иной мере чувствовали неприязнь к режиму.

Здесь был, например, молодой немецкий землемер из управления внутренних дел генерал-губернаторства. Он определял границы эмалировочной фабрики Оскара в Заблоче. На задах предприятия Оскара (ДЭФ) находилось свободное пространство, отданное под два других производства - фабрики упаковочных материалов и завода радиаторов. Оскар с удовольствием выяснил, что, по данным топографа, большинство этой площади принадлежит ДЭФ. В голове у него уже возникали картины экономической экспансии. Землемер, конечно, тоже был приглашен, потому что он был порядочный парень, и с ним можно было разговаривать, да и потому что он мог пригодиться для получения в будущем разрешения на строительство.

Здесь же был и полицейский Герман Тоффель и работник СД Ридер, и молодой офицер - тоже топограф, по фамилии Штейнхаузер - из инспекции по делам вооруженных сил. Оскар встретил этого человека и завязал с ним дружеские отношения, когда искал разрешения на начало своей деятельности. Он с удовольствием выпивал в этой компании. Он всегда был убежден, что лучший способ разделаться с гордиевым узлом бюрократии, не прибегая ко взяткам, - это хорошо надраться в общей компании.

И наконец тут же были два человека из абвера. Первым был Эберхард Гебауэр, тот лейтенант, который год назад завербовал Оскара в ряды абвера. Вторым был лейтенант Мартин Плате из штаб-квартиры Канариса в Бреслау. И именно старания такого приятеля, как Гебауэр, позволили герру Оскару Шиндлеру впервые понять, какие возможности предоставляет город, подобный Кракову.

Присутствие Гебауэра и Плате имело и дополнительный оттенок. Оскар по-прежнему числился как агент в списках абвера и за годы, проведенные в Кракове, не раз доставлял удовольствие штабу Канариса в Бреслау, поставляя им исчерпывающие отчеты о поведении их соперников из СС. Кроме удовольствия провести время в теплой компании с хорошей выпивкой, Гебауэр и Плате ценили его вклад в дело разведки, который позволил им узнать о несколько оппозиционных взглядах таких жандармов, как Тоффель и Ридер из СД.

Хотя не представляется возможным доподлинно восстановить, о чем в тот вечер говорили члены этой компании, из позднейших рассказов Оскара можно достаточно точно представить личность каждого из ее участников.

Без сомнения, именно Гебауэр провозгласил тот самый тост, сказав, что не заставляет их пить ни за правительство, ни за армию или ее вождей; вместо этого он предложил всем выпить за благоденствие эмалировочной фабрики их доброго друга Оскара Шиндлера. Он делает это потому, что, если фабрика будет процветать, у них не будет недостатка в подобных встречах, вечеринках в неповторимом стиле Шиндлера, лучше которых невозможно себе представить.

Но после того как тосту было отдано должное, все разговоры, естественно, вернулись к теме, которая смущала или мучила все слои гражданского управления. К евреям.

Тоффель и Ридер провели весь день на станции Могильской, наблюдая за разгрузкой поездов с восточного направления, доставлявших поляков и евреев. Их привозили с присоединенных территорий, из недавно завоеванного региона, который в прошлом принадлежал немцам. Тоффель не утверждал, что для пассажиров в теплушках были созданы какие-то удобства, хотя признал, что погода была довольно холодной. Но вереницы вагонов с живым грузом пока еще были в новинку для всех, и теплушки не были забиты под завязку, что говорило бы о полной бесчеловечности. Но Тоффеля смущала политика как таковая, кроющаяся за всем этим.

Постоянно ходят слухи, сказал Тоффель, что мы на пороге войны. И черт побери, территории надо очистить от части поляков и полумиллиона евреев. - Вся система Восточной железной дороги, - сказал Тоффель, - работает на доставку их к нам.

Абверовцы слушали его, не скрывая легких усмешек. Для СС внешним врагом были евреи, а для ведомства Канариса - само СС.

СС, сказал Тоффель, с 15 ноября зарезервировало для себя всю внутреннюю сеть железных дорог. На его стол в кабинете на Поморской, сказал он, приходят копии гневных меморандумов СС, адресованных армейскому руководству с жалобами, что армия срывает их планы, заставляя на две недели нарушать расписание использования восточной сети железных дорог. Ради Бога, вопрошал Тоффель, разве не армия должна первым делом использовать железные дороги - ив той мере, в какой ей это нужно? Как иначе объединить в единое целое запад и восток, удивлялся изрядно напившийся Тоффель. При помощи мотоциклов?

Оскар позволил себе сдержанно улыбнуться, обратив внимание, что абверовцы воздерживаются от комментариев. Они подозревают, что Тоффель не столько пьян, сколько пытается их провоцировать.

Землемер и человек из Инспекции по делам армии задали Тоффелю несколько вопросов, относительно странных поездов, приходящих на Могильскую. Скоро об этих грузах не будет иметь смысла упоминать: транспорты с людьми станут привычным делом для политики переселения. Но в тот вечер, когда Оскар устраивал рождественскую пирушку, они еще были в новинку.

- Их называют concentration,- сказал Тоффель, - Это слово встречается в документах. Концентрационный. И сказал бы, что чертовски часто.

Владелец джаз-клуба принес блюда с сельдью под соусом. Рыба пошла как нельзя лучше под крепкую выпивку и когда гости набросились на нее, Гебауэр завел речь о «юденрате», органе еврейского самоуправления, которые по приказу губернатора Франка были организованы в каждой общине. В городах юденрат включал в себя двадцать пять избранных членов, полностью отвечающих за выполнение всех приказов властей. В Кракове юденрат существовал меньше месяца; председателем его был назначен Марек Биберштейн, уважаемый член бывшего муниципалитета. Но, заметил Гебауэр, ему довелось услышать, что в Вавельском замке уже составлен план использования еврейской рабочей силы. Юденрату остается только уточнять подробности: евреи будут чистить канавы и уборные, а также убирать снег. Не кажется ли, что этот план может вызвать с их стороны непредсказуемую реакцию?

Ни в коем случае, сказал инженер Штейнхаузер из инспекции по делам армии. Считается, что если они будут поставлять рабочую силу и ходить, так сказать, строем, это положит конец случайным нападениям, которые кончаются избиениями или, бывает, пулей в голову.

Мартин Плате согласился. Они будут сотрудничать в надежде избежать худшей судьбы. Таков их метод - и его нужно понять. Они всегда подкупают гражданские власти, идя с ними на сотрудничество, а потом начинают торговаться.

Подхватив тему, Гебауэр постарался ввести в заблуждение Тоффеля и Ридера, сделав вид, что он с предельной страстностью заинтересовался этой проблемой, чего на самом деле не было. - Я вам скажу, что я имею в виду под сотрудничеством, - объявил он. - Франк издал указ, требующий, чтобы каждый еврей в генерал-губернаторстве носил звезду. Этому указу всего несколько недель от роду. И в Варшаве уже объявились еврейские производители, которые стали их делать из моющейся пластмассы по три злотых каждая. Словно бы они не представляют, что это за закон. Словно бы эта штука - эмблема велосипедного клуба.

В этих словах явно был намек, что, коль скоро Шиндлер занимается эмалировкой, ему вполне под силу на своем предприятии штамповать роскошные эмалевые значки и в розницу продавать их через сеть магазинов скобяных изделий, которые контролировала его подруга Ингрид. Кто-то заметил, что звезда - это их национальная эмблема, символ государства, которое было разрушено римлянами и которое существует ныне лишь в умах сионистов. Так что, возможно, люди будут с гордостью носить знак звезды.

- Дело в том, - сказал Гебауэр, - что у них нет никакой организации, чтобы защитить самих себя. Они начинают думать о ней разве что в предвестье шторма. Но Тут уж совсем другое. Этот шторм будет делом рук СС, - продолжил Гебауэр, снова как бы давая понять, что, пусть он и не в восторге от такой перспективы, но отдает должное профессиональной дотошности СС.

- Да бросьте, - возразил Плате, - самое худшее, что может случиться с ними, это высылка на Мадагаскар, где, кстати, погода куда лучше, чем в Кракове.

- Сомневаюсь, чтобы им когда-либо довелось увидеть Мадагаскар, - сказал Гебауэр.

Оскар предложил сменить тему разговора. Разве это не его вечеринка?

На деле же Оскару довелось увидеть, как в баре отеля «Краковия» Гебауэр передавал из рук в руки некоему еврейскому бизнесмену фальшивые документы на отъезд в Венгрию. Может, Гебауэр делал это за вознаграждение, хотя он был слишком осторожен, чтобы иметь дело с бумагами и тем более, оставлять на них свою подпись или ставить печать. Но, что бы он ни говорил в присутствии Тоффеля, было ясно, что он не принадлежал к числу ненавистников евреев. Как и любой из них. И в Рождество 1939 года Оскар видел, что они просто позволили себе отдохнуть от напыщенной официальной линии поведения. И позже они окажутся весьма полезны.