ГЛАВА 17. На следующий день жизнь в доме лорда Бенедикта пошла обычным чередом, если не считать тяж„лой болезни пасторши

МАТЬ И ДОЧЬ. ДЖЕМС И АНАНДА. АНАНДА И ПАСТОРША. ЖИЗНЕННЫЕ ПЛАНЫ НИКОЛАЯ И ДОРИИ

На следующий день жизнь в доме лорда Бенедикта пошла обычным чередом, если не считать тяж„лой болезни пасторши, за которой ухаживали Алиса с Дорией и которую лечил Ананда под руководством своего дяди князя Сенжера.

Леди Катарина никого не узнавала, и в е„ расстроенном мозгу вс„ время мелькала тень пастора, побеждавшего в борьбе Браццано, о ч„м пасторша говорила в бреду.

Лорд Бенедикт заш„л к Алисе, нежно обнял е„, потряс„нную сценами в судебной конторе, и объяснил, что бред е„ матери отнюдь не отражает истины.

И что через несколько дней мать е„ будет здорова.

- Тебе же, Алиса, надо очень и очень подумать обо вс„м, что за последнее время тебе пришлось пережить, увидеть и наблюдать. Ты знаешь свой великий урок, знаешь, что предназначено тебе выполнить в это воплощение. Но я тебе уже говорил, что "может" не значит "будет". Только бесстрашные сердца могут выполнить предназначенное. Бестрепетность ученика, его бесстрашие - это только его верность Учителю. Если всей своей верностью он ид„т за Учителем, он не спрашивает объяснений, он ид„т так, как видит и вед„т его Учитель.

Сейчас так сплелись судьбы и кармы большого кольца людей, что ты имеешь возможность видеть меня каждую минуту, можешь прибежать ко мне и взять меня за руку. Но не всю жизнь ты будешь подле меня. Обдумай, хватит ли у тебя сил пройти весь путь в разлуке со мной так, как будто бы я всегда рядом и во всех делах жизни ты держишь меня за руку. - Не продолжайте, мой друг, мой отец, мой наставник, - опускаясь на колени и приникая к руке Флорентийца, сказала Алиса. - Нет иной жизни для меня, чем жизнь в вечной верности вам, в единении с вашим трудом и путями. Я не ищу ни наград, ни похвал, я знаю, как трудно человеку на земле, с его закрепощ„нностью в страстях и личных привязанностях. Я пойду всюду так, как повед„т меня и пойд„т по земле через меня ваша любовь. Я буду стараться в полном самообладании, с тактом, приносить каждой достойной душе вашу помощь и мир. Я знаю, как скромно мо„ место во Вселенной. Я полна смирения и радости и хочу быть усердной в тех скромных трудах и задачах, что вы мне поручаете.

- Встань, дитя, и выслушай меня. Сейчас я поеду к родителям Лизы, чтобы уговорить их не делать выставки из свадьбы дочери, а просто и тихо обвенчать е„ с капитаном. И вторая моя задача - убедить стариков возвратиться на родину, предоставив детям одним уехать с нами в Америку.

Наль не переносит качки, а в сво„м положении будет переносить е„ много хуже. Лиза, хоть и привыкшая к морю, поднимется на пароход, неся в себе плод будущего реб„нка, и на этот раз тоже будет страдать. Дория неотлучно будет при твоей матери, которую мы оставим здесь на попечение Ананды и Сенжера. И Наль, и Лиза свалятся на одни твои слабые руки. Ибо леди Цецилия тоже будет плоха в пути, но у не„ есть Генри.

В этот момент ты одна, самостоятельно, можешь решить: хочешь ли ты ухаживать за двумя тяжело страдающими женщинами? Хочешь ли и дальше помогать Лизе, беременность которой будет чрезвычайно тяжела не только ей, но и всем окружающим. Лиза будет очень раздражительна и не всегда к тебе справедлива, но... перед тем, кого она вынесет в жизнь, ты, дитя, виновата.

Когда-то давным-давно тебя любил и надеялся стать твоим мужем этот будущий человек, а ты осмеяла его и отвергла. Он отомстил, предав тебя, и ты пошла на казнь. Теперь тебе предоставляется возможность добротой и милосердием помочь ему заслужить тво„ прощение. Но мало простить человека за его грех перед тобой. Надо помочь ещ„ создать семью, куда он прид„т. Надо напер„д развязать карму, чтобы он приш„л свободным и чтобы именно тво„ сердце - творчеством доброты - сделало радостным его земной приют.

- Какое счастье! Какое счастье быть полезной Наль и Лизе, да ещ„ искупить свой грех в труде для них. О, если бы папа ещ„ жил, как бы он радовался в эту минуту, - вся сияя, отвечала Алиса.

- Дитя мо„, как бы ты ни была тверда в решении этих вопросов в эту минуту, подумай ещ„ раз, прежде чем ответишь мне. Пока ты будешь ухаживать за своими подругами, пока у обеих женщин не родятся их первенцы и далее, первое время, вся внешняя жизнь, наука, искусство, театры, - вс„ будет закрыто для тебя. Ты будешь главной осью всех домашних серых забот. Но матери будут страдать для собственных детей, а ты...

- А я без страданий буду наслаждаться счастьем жить, нянча сразу двоих детей. Зачем нам больше говорить об этом, мой Учитель. Я иду. Вы подле нас в эту минуту. Какое счастье может быть выше жизни подле вас! Лишь бы жить в той чистоте, которая не мешала бы вам изливать ваше милосердие через наши грубые тела. Там, где не можете действовать вы, потому что атмосфера слишком низка для вас, пусть там верность наша поможет вам действовать через нас так, как вы считаете нужным. Я знаю, что Лиза вспыльчива и неустойчива, раздражительна и требовательна. Но я знаю и то, что там, где жив„т истинный талант, жив„т и громадная трудоспособность. Она будет владеть собой, потому что научится восходить на вершину вдохновения. Я думаю, неорганизованное, неустойчивое существо не может носить в себе истинный талант. Или же оно должно рано умереть. Ведь гений разорит всякого, кто не может воспитать в себе полное самообладание и войти в гармонию со своим даром. Если Лизе суждено жить в высоком искусстве, она научится владеть собой. Я же буду счастлива быть ей пробным камнем любви в е„ труде над собой. Зная вас, это так легко.

- Спасибо, друг Алиса, поистине редко бывает счастлив ведущий тем, что имеет подле себя такое сокровище - живую чашу мира и любви. Будь благословенна. Иди, любимая и любящая, и храни в мире всех тех, кто тебе повстречается. Никогда и ничего не бойся. Ты жив„шь, чтобы радостью защищать тех, кто встретился тебе.

Флорентиец обнял Алису, отпустил е„ и уехал к родителям Лизы, где назначил свидание Джемсу.

Не успел он войти в гостиную графов Е., как сразу обнаружил полный разлад между "отцами и детьми". И графиня сразу же начала жаловаться. Она утверждала, что дети, несомненно, рассказали деду в письме, что их ждет помпезное бракосочетание сразу в двух церквах, которое затевают родители, считая, что брак только тогда станет действительным, когда будут соблюдены формальности обеих религий. А граф полагал к тому же, что Лизе необходимо завязать свои знакомства, опираясь на высокие связи деда и отца. И приступить к этому удобнее всего за брачным пиром.

В сво„м письме дед, так редко вмешивавшийся в семейные дела сына, категорически потребовал, чтобы свадьба его внучки была как можно тише и скромнее. И чтобы родители возвращались в Гурзуф, предоставив новобрачным самостоятельно путешествовать и пожить так, как они сами найдут для себя нужным.

- Ну, представьте себе, лорд Бенедикт, как я могу отпустить свою несовершеннолетнюю дочь одну в путешествие? Да ещ„ Джемс придумал эту дикую поездку в Америку. Кроме того, каково это пережить, что Лиза писала деду потихоньку от меня. Значит, она тяготится нами. И сразу же променяла нас на жениха.

- У нас уже был однажды разговор почти на ту же тему. Не буду повторяться, графиня. Мне кажется, что вы хорошо вспомнили в эту минуту, что я вам говорил тогда. Сейчас скажу только одно: не могу поверить, чтобы Лиза или капитан прибегали к каким-либо секретным путям у вас за спиной. Оба они так честны и благородны, что найдут в самих себе силы защищать сво„ мнение в прямом разговоре. Я опускаю вашу реплику, кого и как и на кого променяла в своей любви Лиза. Это недостойно вас. И вам самой, я думаю, тяжело, что в вас живут такие мысли.

Поговорим о мнении вашего тестя. Мне думается, что он глубоко прав. Для кого вы затеваете всю эту шумиху? Если признаетесь честно, - только для себя и мужа. Вам хочется теперь сделать вс„ так, как вы желали бы, чтобы было сделано для вас на вашей сравнительно тихой и небогатой свадьбе. Вся эта внешняя суета, графиня, что она имеет общего с любовью? Вы говорите, что не можете допустить, чтобы дочь жила и ездила по белу свету одна. Допустим, минуя всякий здравый смысл, что это так. О ком вы думаете, когда так беспокоитесь? О ней или о себе? Чем можете вы ей помочь, если прид„т беда? Вы так тверды, что в любой панике способны внушить ей мир и спокойствие? Вы можете удержать е„ от любого необдуманного шага?

Я думаю, что вы очень добры, великодушны, благородны. Но ваша жизнь вся в порывах и изломах. Часто ли вы умели удержаться от залпа слов, которыми оглушали ваших близких? Если у Лизы слабое здоровье, то именно бурной своей несдержанностью вы способствовали е„ неустойчивости. Об этом не раз говорил вам наедине е„ дед, так пламенно защищавший вас на людях, так рыцарски служивший вам всю жизнь. Отчего же сейчас не принять его совета, совета огромной мудрости?

Кроме всего прочего на пароходе Джемса отправлюсь я со всей своей семьей.

А моими дочерьми вы ведь искренне восхищаетесь. Если Лизе понадобится помощь, уход или ещ„ что-либо, неужели мы оставим е„ без внимания?

Графиня молчала, опустив глаза, но видно было, что каждое слово гостя попадало в больное место. Ни на одно предположение лорда Бенедикта она не смогла бы ответить отрицательно. И, тем не менее, стала возмущаться. Но чем дальше он говорил своим ласковым голосом, тем резче менялось е„ настроение, и она начала отдавать себе отч„т в том, как много вреда, вероятно, причинила всем любимым ею людям своею неустойчивостью, как тяжело легло на е„ собственную дочь бремя е„ неуравновешенности.

- После письма отца, - заговорил граф, - я отказываюсь от своих первоначальных намерений. Никогда мне ничего не запрещавший даже в таких серь„зных делах, как женитьба, дружба, различные предприятия, в которых он далеко не всегда был согласен со мной, отец сейчас просит категорически не омрачать жизни единственной дочери и послушаться голоса любви и чести. Ваш голос, лорд Бенедикт, и есть голос любви и чести, голос мудрости.

Присоедин„нный к голосу моего отца, он заставляет меня послушаться сегодня, хотя ещ„ вчера я спорил бы и возмущался.

Отец мой стар. Вы мне на многое раскрыли глаза. Я тоже не был достойным воспитателем моей дочери, как не был хорошим сыном своему отцу. Но он, - он всегда был мне примером рыцарской воспитанности. И я знал, что неподкупные честь и правдивость - это мой отец. Если я прожил честным человеком до сих пор, то только потому, что всегда был передо мною его живой пример. Я вернусь в Гурзуф сейчас же, после самой тихой свадьбы Лизы, а графине предоставляю поступить, как она сама решит и захочет.

Голос графа, сначала печальный и дрожащий, становился вс„ тв„рже, и когда он кончил говорить, лицо его стало светлым и совершенно спокойным.

- Иди в жизнь, Лизок, - сказал он, подойдя к дочери и обнимая е„, - не мне тебя учить, как быть женой и матерью. Прости, ты вс„ казалась мне малышкой. Одно я знаю тв„рдо, что честью ты вся в деда. Если будешь проста и не мелочна в буднях - всем украсишь жизнь. Цени, что выходишь замуж за того, кого любишь. А мы с мамой постараемся доказать, что любим не себя, а тебя.

Граф нежно поцеловал обе руки дочери и, задержав их в своих, тихо прибавил:

- Теперь, когда кончилось тво„ детство, я должен кое в ч„м признаться.

Если бы не дедушка, никогда бы я не согласился, чтобы ты училась играть на скрипке. Не суди меня строго. Когда стану дедом, постараюсь принести в себе твоим детям образ их прадеда. Играй и пой, Лизок. Я знаю, как смягчается сердце, когда ты играешь.

- Я очень прошу вас, граф, посетить с семейством мой дом завтра вечером.

Ко мне приехал мой друг, певец каких мало. И голос его, однажды услышанный, вовек не забудется. Я надеюсь, графиня, вы не откажетесь приехать с Лизой завтра вечером, а Джемса и просить об этом не надо: певец, о котором я говорю, его большой яруг, индус Сандра Кон-Ананда. Я убежд„н, что ваше сердце музыкантши и женщины не раз дрогнет завтра.

Лорд Бенедикт простился и уехал. Графиня, сдерживавшая при н„м свои сл„зы, больше собой не владела. Е„ рыдания, горькие, отчаянные, поразили Лизу. По е„ знаку граф и Джемс вышли из комнаты. Лиза села рядом с матерью, обняв е„ и, тесно к ней прижавшись, подождала, пока первая волна материнского горя утихнет, а потом прошептала ей на ухо:

- О ч„м ты плачешь, мама? Ведь в эту минуту мы с тобой не мать и дочь, а две любящие друг друга женщины. Если ты плачешь о том, что не сумела меня воспитать лучше, то знай, что мне лучшей матери, чем ты, никогда бы не встретить.

Ты научила меня жить свободной и в себе искать смысл жизни, а не скучать в одиночестве, ища пустые дружбы и развлечения, находя всю прелесть не в природе, а в суете. Ты для меня первая драгоценная дружба. Ты не мешала мне читать вс„, что я хотела, ты не мешала мне играть, как и сколько я хотела, ты всегда понимала мои увлечения, ты одна знала, как я любила Джемса.

Теперь я сделаю тебе, первой своей подруге, признание. Из него ты увидишь всю силу моего доверия и любви к тебе.

Ты знаешь, ты видела мой уголок в том доме, что Джемс приготовил для нас.

Дед часто рассказывал нам с тобой о своих путешествиях по Востоку, о Будде и его жизни. Он научил меня любить этого великого мудреца. И можешь понять, как я была поражена, когда увидела в одной из своих будущих комнат дивную статую Будды. Я точно на молитве стояла перед ним и дала обет, что вс„, что я буду играть, я буду изливать в его чашу, для меня святую.

Мы каждый день ездили туда с Джемсом, чтобы побыть несколько времени у этой статуи. И каждый раз я чувствовала, как день за дн„м вс„ крепнет во мне верность моему обету перед Ним, как вс„ сильнее становится мо„ бесстрашие, как я подхожу вс„ ближе к Нему, как вижу в Н„м моего покровителя и друга.

Когда я играю в том доме, мо„ сердце так раскрывается, точно я играю прямо перед Ним, неся Его милосердие и собирая все сл„зы слушающих меня в Его чашу.

Я знаю, мама, что то, что я тебе скажу сейчас, тебя потряс„т. Но и ты прими мо„ признание не как мать, а как подруга, первая, любимая. Вчера мы приехали к моему Будде, и так сказочно прелестно была убрана Его комната. И цветов таких я не видела никогда ещ„. Джемс был поражен не меньше моего. Это не он украсил комнату цветами и только сказал: "Это Ананда нас благословил на брак".

Я не знала, кто такой Ананда в своей внутренней сущности, и Джемс рассказал мне, что Ананда мудрец, что он необычайно добр, и сила его любви к людям почти равна святости.

Мы придвинулись ближе к Будде, и я увидела в его чаше письмо и футляр. На письме было написано: "Моим друзьям в великий день их свадьбы". И вот самое письмо, слушай, мама:

"В границах тела человека жив„т его великая Любовь. Пронесите эту Любовь в чистоте плотского соединения и создайте новые тела, где бы Любовь, живая и деятельная, могла трудиться, чтобы единить людей в красоте.

Таинство брака не только в том, что чья-то рука соединяет двух человек перед внешним престолом. Но и в том, когда люди сливаются воедино, чтя друг в друге Любовь. Наденьте, Лиза, тот браслет, что я положил Вам в чашу великого Мудреца. На н„м написано: "Иди в вечной верности и бесстрашии и любя побеждай". Примите эти врезанные в браслет слова как путеводную нить и отдайте не только тело и мысли Вашему мужу. Но слейте всю жизнь в себе с его жизнью в н„м и вступайте в новую стадию земного счастья, где нет разделения между трудящейся, видимой Вам земл„й и трудящимся, невидимым для Вас небом.

Таинство брака есть таинство зачатия новой жизни. Настало время сойти в Ваше тело той душе, что через Вас станет вновь человеком земли.

Этот Ваш первенец будет Вашим благословением, большой Вам помощью и миром. Вы же станьте сегодня матерью, радуясь и приветствуя его всем сердцем, воспевая ему песнь торжествующей любви. Ваш друг Ананда".

Лиза умолкла и через минуту шепнула матери: - И таинство совершилось.

И она показала матери скрытый под рукавом платья браслет.

Графиня была так взволнована словами Лизы, так глубоко потрясена совершенно необычной формой брака дочери, что сидела молча, с удивлением разглядывая такое родное, близкое, привычное лицо Лизы, в котором сейчас она не узнавала дочери. Она видела восторженное и преображенное лицо иной, незнакомой ей женщины.

"Так вот какою бывает Лиза", - мелькало в уме графини. Она вс„ смотрела и смотрела в это новое лицо и вдруг как-то сразу осознала, что Лиза, сидящая перед нею, впервые понята ею по-настоящему. Ясно стало графине, что это не только цельная, любящая женщина, но что это мать, хранящая в себе залог новой жизни.

Пока Лиза показывала ей браслет, очень похожий на тот медальон, что ей дал Джемс, голова графини упорно работала. Ей казалось, что она в первый раз поняла смысл прожитой своей жизни. Если бы Лиза не сочла е„ достойной предельной откровенности, не сказала бы ей, что самое ценное - свободу своей духовной жизни - она нашла с помощью матери, графине нечем было бы вспомнить сейчас свою жизнь. Только в эту минуту она поняла всю ответственность матери перед жизнью, перед миром, а не только крошечной ячейкой собственной семьи.

Графиня думала, что вот Лиза вышла белым лебедем из их семьи не слишком талантливых людей, и вспомнила теперь, что не раз говорил ей Лизин дед:

"Неужели вы не видите, что Лиза истинный талант, а не салонная развлекательница, что ей нельзя навязывать никаких предрассудков и суеверий, а надо все усилия приложить, чтобы в ней было как можно меньше нетерпимости, предвзятости, женской субъективности и условностей морали, и тогда е„ талант будет развиваться в чистом и свободном сердце".

Тогда этих слов не понимала графиня. Она не раз ревновала дочь к деду, очень друживших и души друг в друге не чаявших. Теперь графиня видела, как высока была е„ девочка в своей чистоте, как мало она считалась с внешними правилами и приличиями, которые ни за что не осмелилась бы нарушить сама графиня.

Долго сидели, обнявшись, мать и дочь, и слов им было не нужно. Говорили их души, говорили радостно, хотя обе женщины шли в разных направлениях, и каждая понимала, что ид„т свой путь вечности, что данная ей жизнь, от рождения и до смерти, только маленький кусочек счастья жизни вечной.

Каждая из них давала безмолвный обет отдать все силы, чтобы хранить будущую новую жизнь и стараться победить в себе какие-то тяж„лые черты, дабы не омрачать своих близких.

- Мама, вс„, чего бы я хотела, - это заслужить от своих детей те доверие и дружбу, с которыми я ухожу из твоего дома.

В дверь постучали, вош„л Джемс, проводивший графа в православную церковь, вернее в то, что при посольстве играло е„ роль.

Графиня протянула ему свою свободную руку и обняла Джемса, усадив его рядом с собою. По лицам обеих женщин он понял, о ч„м говорили мать и дочь, и ласково ответил на поцелуй графини.

- Будьте счастливы, мои дорогие. Если у вас будут сомнения, - пишите деду. Это сердце никогда и никому не дало плохого совета. Впрочем, тот, кто венчал вас цветами у ног Будды, вероятно, не оставит вас и впредь.

Сегодня вам обоим надо побыть вместе. Вы ещ„ и не виделись толком.

Поезжайте к себе домой и будьте к обеду, я закажу его попозже.

Проводив детей, графиня ушла к себе в комнату, не велев никого принимать.

Она тв„рдо решила не говорить ничего мужу, щепетильность которого в вопросах хорошего тона знала отлично. Сумев сейчас перешагнуть через все впитанные с детства предрассудки, удивляясь, что не испытывает никакой боли от поступка дочери, а считает его в порядке вещей, она стала думать о лорде Бенедикте, о том, как бы он отн„сся к поступку Лизы и поведению самой графини.

Граф вернулся довольно поздно, рассказал, что послезавтра в полдень свадьба и он решил не звать никого, кроме лорда Бенедикта и его семьи.

Графиня обрадовалась, хотела было о ч„м-то сказать мужу, как вдруг два человека с трудом внесли огромную корзину с цветами.

- Батюшки, да это целый свадебный поезд, - воскликнул граф, наклоняясь к корзине и указывая на скрытые среди цветов роскошные футляры с именами Лизы и Джемса. - Похоже, каждый член семьи Бенедиктов вложил сюда свой подарок. Я и не знал, что таков английский обычай.

- Давай-ка и мы с тобой порадуем наших детей и порадуемся сами. Ты одеваешься быстрее, заказывай пышный обед, прикажи осветить зал как можно лучше, а я пойду надену самый роскошный из своих туалетов.

- Вот неожиданный сюрприз, графинюшка, - весело смеялся граф. - Годами от тебя не добь„шься, чтобы ты появилась в парадном наряде, а тут извольте радоваться. Ты ли это? Что сей сон означает?

Графиня, казалось, сбросила с плеч двадцать лет. Глаза е„ сияли, она подошла к мужу, положила ему руки на плечи и радостно поглядела ему в глаза.

- Я только сегодня поняла, оценила то обстоятельство, что у нас появятся внуки, что жизни нашей ещ„ не конец, что мы ещ„ будем нужны и полезны.

Горячо поцеловав мужа, графиня убежала в свою комнату, напомнив ему ту женщину из дал„кого прошлого, которую он так страстно любил. Сбитый с толку, ничего не понимая, граф приписал настроение жены очередному капризу, но любя повеселиться, был рад вдвойне сегодняшнему поводу.

Быстро закипело у него дело. Забегали слуги, запылали свечи, на столе заиграл хрусталь. Не успела графиня выйти в зал в сво„м очаровательном наряде, как вошли Наль, Алиса и Николай. Принося тысячу извинений, сказав, что они думали провести в доме графов R скромный вечер, а попали на званый обед, гости хотели тут же откланяться. Их, конечно же, не отпустили, объяснив, что это торжество придумала графиня, а самих виновников торжества даже ещ„ и нету.

Графиня была счастлива, что самые близкие сейчас Лизе и Джемсу люди так удачно, невзначай, пришли праздновать истинную Лизину свадьбу. Она увела их к себе в гостиную, втайне беспокоясь, что Лиза приедет в простом платье, а гостьи так изумительно и нарядно одеты. В эту минуту вошли Лиза и Джемс, и графине суждено было ещ„ раз сильно удивиться.

Не е„ обычная Лиза стояла перед ней, а опять новая молодая женщина. В платье из дорогой зел„ной парчи с вытканными серебряными лилиями с золотыми листьями и тычинками, в чудесном веночке из бриллиантовых мелких лилий с листьями из изумрудов, Лиза потрясла мать выражением глубокой серь„зности, спокойствия и непередаваемой радости, которая так и лучилась из не„.

- Я приветствую вас, Лиза, от имени моего отца, - сказал, здороваясь, Николай. - Вот его письмо к вам. А вам, капитан, лорд Бенедикт просил передать эти два портрета. - Николай подал ему зел„ную коробку, на которой был изображен белый павлин.

Будучи не в силах удержаться, капитан открыл коробку и увидел в ней два портрета, вложенных в одну общую складную рамку. Два чудесных лица, лорда Бенедикта и Ананды, глядели на него в рамке из переплетающихся лилий и фиалок. Капитан вскрикнул от радости и удивления, и пока все столпились вокруг, рассматривая подарок и восхищаясь им, Лиза в стороне читала письмо Флорентийца:

"Друг, сестра и будущая ученица. - Нет у человека сокровища ценнее мира в сердце. В эти важнейшие минуты Вашей жизни думайте не только о себе и окружающих Вас, но и обо всех, несущих в себе в этот час залог будущей жизни. Думайте не только о счастливых и любимых, как Вы сами, но и обо всех брошенных, плачущих и не имеющих ни угла, ни работы, ни денег. Думайте обо всех, не знающих, как им справиться с нищетой и вынести в мир священную новую жизнь, бьющуюся в них.

Первый же раз, когда будете играть публично, отдайте весь свой сбор покинутым матерям. И за всю Вашу жизнь никогда не бросьте камень осуждения в девушку-мать. Но постарайтесь пригреть и утешить каждую. Лилии, что я подал Вам сегодня в чаше великого Будды, примите как дар моего уважения Вашей чистоте и любви. Храните чистоту отношений с мужем и детьми и раскрывайте вс„ шире сознание, вс„ выше ищите источники вдохновения, и Вы прид„те к тому моменту самообладания, когда сможете вступить на путь ученичества.

Тот, кто слышит в искусстве голос сияющего Бога, тот уже носит в себе знание вечности Жизни. Поняв однажды Жизнь как вечное милосердие, нельзя быть несчастным.

В Ваш счастливый день, в своей счастливой любви, помните о несчастном дне и несчастной любви других. Ищите знания, чтобы понять, что несчастья нет как такового. Вс„ - все чудеса и все несчастья носит в себе сам человек. Когда же ему открывается знание, он становится спокойным, ибо Мудрость оживает в н„м. Не ищите чудес, их нет. Ищите знание, - оно есть. И вс„, что люди зовут чудесами, вс„ только та или иная степень знания. Ваш вечный друг Флорентиец".

Чувство особенной радости, какое-то ещ„ не испытанное ею сознание большого и светлого счастья наполнило Лизу. Она спрятала драгоценное письмо на груди и подошла к матери, державшей чудесную рамку с портретами.

- Я думала, что красивее лорда Бенедикта не может быть никого, - говорила графиня. - Теперь не знаю, кому отдать предпочтение. Быть может, этот незнакомец и не так классически прекрасен, как лорд Бенедикт. Но в его лице есть что-то особенное, какая-то пленительная светящаяся доброта, перед которой даже трудно устоять на ногах. Хочется пасть ниц. Но, возможно, это только иллюзия.

- Недолго ждать, чтобы решить этот вопрос. Завтра вы его увидите, - сказал Николай. - Во всяком случае, стоит вам посмотреть на сияющего Джемса, и вы, графиня, убедитесь, что живой облик Ананды превосходит его портрет.

Джемс, по-моему, молится на Ананду и употребляет вс„ усилие воли, чтобы сейчас же не выхватить из ваших рук портреты своих обожаемых друзей.

Графиня возвратила портреты капитану, не обратив внимания на чудесный рисунок рамки, а Лиза тотчас заметила тождественность его с рисунком е„ головного убора, с переплетавшимися лилиями и фиалками на медальоне и браслете.

- Джемс, фиалка и лилия должны стать нашими цветами. Пусть они будут символом пути к самообладанию. Ах, если бы научиться никогда не раздражаться и никого не судить! Как легко было бы тогда жить на свете, как просто общаться с людьми, потому что больше всего меня тяготит моя раздражительность и требовательность к людям.

- Чем больше ты будешь понимать, чего достигли эти люди, - тем яснее станет тебе, куда и как направлять мысли, когда будешь в неустойчивом состоянии духа. Любя так, как мы любим друг друга, надо помнить только, с кем, где и для чего мы жив„м. В своей любви мы не забудем тех, кто сделал нас такими счастливыми. И в свою очередь, в сво„м счастье не забудем тех несчастных, которые повстречаются нам.

Граф приш„л звать к столу, извиняясь, что такой экстренный обед может быть с изъянами, особенно по части вегетарианского меню. Но видно было, что он в своей сфере, что угощать людей в сво„м доме составляет не последнее из удовольствий графа.

Весело летел обед, за которым Лиза много и тепло говорила с Алисой, впервые оценив большую музыкальность и вокальную образованность своей новой подруги. Сегодня Алиса особенно сильно действовала на Лизу своей простой добротой и сердечностью. Лизе казалось, что Алиса совершенно забыла, что тоже молода и прекрасна, что е„ игра увлекает сердца людей, что и ей надо жить своей личной жизнью. Лизе казалось, что Алиса жив„т только е„, Лизиными, интересами, е„ счастьем, только е„ игрой, е„ ближайшим будущим.

Лиза не представляла, как бы она могла забыть о себе, о сво„м счастье, о своей любви хотя бы на миг.

- Вы, Алиса, вс„ ещ„ говорите Лизе "вы", - вмешался в их разговор Джемс, сидевший рядом с Лизой. - Как это возможно при вашей любви к людям вообще, и ко мне и Лизе в частности.

- Ты или вы, какое это имеет значение, дядюшка. Кроме того, Лиза, благодаря вашей милости, попала мне в т„тки. Должна же я оказывать ей двойное почтение, - смеялась Алиса.

- Это не по-русски, дочка, - поддержал капитана граф. - Раз у мужа племянница, - ты должна в ней любить его самого. Изволь пить с Алисой брудершафт, и я примажусь к этому делу.

- Как много вам придется выпить брудершафтов, папа! У Алисы есть ещ„ кузен Генри и т„тя Цецилия. И ещ„ найдутся родные.

И обед пролетел, и вечер пролетел, и гости уехали, а Лизе вс„ казалось, что то было лишь мгновение. Когда Джемс подош„л к ней проститься до завтра, ей и жаль было его отпускать, и хотелось побыть одной, чтобы подумать обо вс„м пережитом за такое короткое время.

- Думай, дорогая, о белом Будде и о письме Флорентийца. Мы будем врозь сегодня, но в мыслях я буду весь с тобой. И всю остальную жизнь каждая разлука с тобой будет только внешней. Где бы я ни был, - ты будешь рядом.

Простившись, Джемс уехал в очаровательный тихий домик, чтобы провести ночь подле белого Будды.

Войдя в комнату, где еле виднелась статуя, подножье которой, как и вс„ вокруг, ещ„ было убрано цветами, источавшими приятный аромат, Джемс сел на низенький диван и в полумраке стал вглядываться в божественное лицо царевича, оставившего вс„ земное для истины.

Впервые Джемс был здесь один после своей фактической свадьбы. Как он и обещал Лизе, мысли его были с нею.

Джемс вспомнил вс„ их давнее знакомство, и такой короткий по времени, но напряж„нный по чувствам роман. Ему казалось чудом вс„ совершившееся. Сколько лет он прожил, ни разу не подумав о женитьбе и даже гордясь репутацией безнад„жного холостяка, которая прочно за ним утвердилась. И вдруг девушка, едва вышедшая из детства, стала его женой, частью его собственной жизни.

Глаза его привыкли к темноте, и он теперь различал гирлянду цветов, брошенную рукой Ананды в чашу вместе с письмом и браслетом для Лизы.

Цветы спускались из чаши почти до полу, и капитану казалось, что каждая чашечка цветка - кусочек его собственного сердца, разорванного на клочки, чтобы легче было впитывать горе и радость земли и приносить их в чашу Мудреца.

Мудрец сумел показать земле Свет и тот путь, каким можно освободиться от страстей простому человеку. Капитан думал, что не слишком-то целомудренно живя до сих пор, он только и делал, что указывал всем, как закрепостить себя в страстях. Эту ночь он сознавал как переломную. Ему вспомнилась дикая буря, бесстрашие Левушки, сунувшего ему со смехом конфету в рог в момент наивысшей опасности.

Вспоминал он и необычайный вид моря и столкнувшиеся водяные столбы в том самом месте, где ещ„ минуту назад находился его пароход, и странное выражение на лице И., выражение гармонии, мира и тихой радости, с которым он смотрел на весь этот ужас.

- "Человек должен жить так, - прозвучали в его памяти слова И., - чтобы от него передавались эманации мира и отдыха каждому, кто его встречает.

Вовсе не входит в задачу простого человека становиться или пыжиться стать святым. Но задача - непременная, обязательная задача каждого - прожить сво„ простое, будничное сегодня так, чтобы внести в сво„ и чужое существование каплю мира и радости".

И снова он стал думать, дал ли он за всю свою жизнь хоть десятку людей каплю мира и радости? Капитан смотрел в лицо Мудреца, сумевшего, не ища популярности, стать не только известным всему миру, но и Богом для половины людей земли. Жизнь казалась капитану прожитой бесцельно и бессмысленно. Если бы сейчас ему предстояло окончить свою земную фазу жизни, с чем бы он уш„л? Добра, что он сделал людям, и в кулаке, пожалуй, не зажм„шь, а радости - и того меньше. Как же теперь начинать новую жизнь? Чем руководствоваться?

Не раз обдумывал капитан разговор с Флорентийцем у него в кабинете в деревне. И сейчас, как и каждый раз, когда он думал об этих замечательных словах, ему казалось, что он не в силах выполнить и сотой доли их. Он уже склонен был прийти в уныние, как услышал л„гкий стук в наружную дверь.

Капитан прислушался, убедился, что стук повторился так же негромко, но настойчиво, спустился вниз, чтобы не беспокоить семью старого слуги, единственных обитателей дома. Открыв дверь, капитан был изумл„н, увидев на пороге высокую фигуру в плаще, в которой тотчас же признал Ананду.

- Вы, капитан, конечно, меня не ждали. Да и я, признаться, сам не знал час назад, что зайду к вам. Я бродил по затихшему городу с дядей, и он указал мне, что в вашем доме горит свет. И тут же, смеясь, прибавил, что в вашей душе не чернильная, но довольно серенькая тьма.

Ананда засмеялся своим особенным металлическим смехом, и капитан вспомнил, как Левушка называл смех Ананды звоном мечей.

- А так как дядя мой большой прозорливец, то он послал меня к вам, чтобы вас развлечь и рассеять мглу вашего духа, совершенно безосновательную.

Капитан хотел провести своего позднего гостя к себе в кабинет, но Ананда, пристально поглядев на него, сказал:

- Зачем нам в этот миг, когда я пришел, минуя все условности, зачем нам соблюдать условный этикет. Пойд„м туда, где вы только что были, и попробуем побыть в том мире и свете, которыми наполнена атмосфера великого Мудреца.

Как здесь хорошо, капитан, - вновь сказал Ананда. когда оба они сели на низенький диванчик, где несколько времени назад сидел Джемс Ретедли в полном одиночестве. - Какая счастливая идея пришла вам на ум, капитан, украсить укромную комнату жены этой прекрасной статуей. Я не сомневаюсь, что ваш дед, собравший в этом доме такие редкие сокровища, был большим и мудрым человеком.

- Не знаю. Для меня было полным сюрпризом найти здесь Будду и старинную скрипку, не говоря обо вс„м прочем. Я был ещ„ мал и не мог понять сути ссоры брата и деда. И о Будде я не слыхал никогда разговоров в родном доме. Но то, что я наш„л здесь Будду после того, как я наш„л вас и... человека моих мечтаний, Флорентийца, это помогло мне постичь величие Того, у чьих ног мы с. вами сейчас находимся.

- Мой дорогой друг, взгляните на эти вдохновенные черты, на эту доброту, льющуюся в мир потоками. Путь этого принца-мудреца да„т каждому возможность осознать величие человеческой души. Ни в одно из мгновений земной жизни в нас не должно звучать одно только животное, плотское "я". И если хоть раз человек осознал, что жизнь вечна, если однажды ощутил себя в мантии этой вечности, - он уже никогда не покинет е„, потому что не сможет больше жить в душных объятиях одних только плотских, земных интересов.

Перспектива, открываемая знанием, вовсе не сразу да„тся, как и художнику чувство перспективы. Книга духовного знания лежит не вовне, - она в сердце человека. И читать е„ может только тот, кто учится жить свой каждый день, в который вступает, непрестанно развивая сво„ творчество.

Нельзя сказать себе: хочу совершенствоваться. Или: всю жизнь я презирал середину, выбирал для себя только то, что мог поставить на пьедестал. И думать при этом, что только желание совершенствоваться или жить среди великих может привести тебя к чему-то высокому. Это всего лишь умствование, не имеющее в себе ничего творческого, здорового, могучего, что могло бы привести к Истине.

Действие, действие и действие - вот путь земного труда. Для чего вы перебираете сво„ прошлое, которого уже не существует и которое вы один воссозда„те в ваших мыслях? Что да„т вам право в эту ночь, последнюю перед объявленным браком, сидеть в унынии и отрицании, вместо ощущения силы, радости, утверждения всего лучшего, до чего дорос ваш дух? Смотрите на этого божественно доброго мудреца. За ним шли толпы учеников и последователей, и он не ставил им никаких препон. Он говорил только: "Не отрицай". И если видел шедшего за ним следом в отрицании своей нынешней жизни, он говорил ему: "Уходи, друг. Научись жить, не отрицая, и тогда возвращайся".

Вы начинаете новую жизнь. Не мудрствуйте. Знайте тв„рдо только одно: надо СЕГОДНЯ приготовить себя, чтобы завтра возле вас можно было отдохнуть, а не задохнуться. Надо СЕГОДНЯ отойти ко сну счастливым, зная, что сердце ваше жило в Вечном. Пустое дело искать счастья в ч„мнибудь ином, кроме той Вечности, что звучит в собственном сердце.

Человеку, воспитанному кое-как суетливыми и суетными родителями, даже не ведавшими о ч„м-нибудь ином, кроме благ земных, невозможно сразу проникнуть в атмосферу гармонии и мудрости. Но каждый может, ЛЮБЯ Ближнего, думать о величии Света в н„м самом и нести свой поклон Свету во встречном. Я взял на себя вас, вашу жену и вашу семью, потому что вы - не зная и не догадываясь - оказали мне величайшую услугу, возвратив кольцо дяди.

Я приш„л к вам сегодня, чтобы сказать, что у вас есть верный друг и хранитель жизни; в любую минуту внутреннего разлада назовите мо„ имя, и где бы я ни был, я всюду услышу вас. Вы можете и не услышать моего ответа, но я непременно услышу вас, и ответ мой прид„т к вам, как ДЕЙСТВИЕ Фактов вашей жизни, как развязка вашей внутренней драмы.

Вы напрасно страдаете по поводу тех или иных обстоятельств вашей личной жизни. Для вас искусство жить на земле состоит в одном: достичь полной верности. У каждого человека своя жизненная задача. Иногда земная жизнь да„тся лишь для того, чтобы человек выработал только какое-то одно качество.

Ваша задача: цельность. Цельность верности в мыслях и чувствах. Вам надо достичь гармонии, то есть равновесия духа и устойчивости его, и тогда ваш организм, психический, физический и духовный, МОЖЕТ начать творить.

Ананда подош„л к статуе Будды, в мл руки капитана в свои и положил их на чашу святого.

- Этими руками да проль„тся помощь из чаши Твоей на землю. Да помнит это сердце, как Тво„ дыхание мира и доброты, любви и сострадания, забыв о себе, изливалось на землю радостью. Да ид„т по земле это сердце из плоти, в физическом сво„м теле передавая радость и уверенность каждому, радуя и ободряя встречных, да растет это сердце в бесстрашии и верности Тебе, Твоим мудрости и миру.

Капитану казалось, что слова Ананды бегут по всему его телу, как электрический ток Волна спокойствия и уверенности точно смыла с него нал„т грязи и печали. Капитан почувствовал себя включенным в какую-то новую силу, которой ещ„ никогда не ощущал. Ананда положил руки на плечи капитана, своими глазами-зв„здами обласкал его и молча вышел из комнаты.

- До вечера, - сказал он в передней Джемсу и вышел на улицу, где уже начинался рассвет.

Оставшись один, Джемс снова прош„л в комнату отшельника II сел на тот же диван, где пров„л с ним несколько часов Ананда. Теперь Джемс уже не спрашивал себя зачем такие люди, как Ананда и И., лорд Бенедикт и сэр Уоми живут в гуще людей, их грехов и страстей. Он много раз вспоминал, как Ананда и И. удивлялись его и Л„вушкиному недоумению, когда он причислял их к существам высшего порядка, обладающим какимито чудесными силами, добытыми сверхъестественным пут„м. Они, смеясь, отвечали капитану, что любому ботанику управление пароходом казалось бы чудом до тех пор, пока он не обучился бы капитанскому искусству. Когда знание открывает глаза, всякое волшебство исчезает...

В образе Будды перед ним сияла жизнь обычного человека. Этот человек не требовал авторитета, никому не внушал фанатизма веры. Он просто учил любя побеждать, искать в себе мир, понимать, что в себе мы носим бесценную, дивную свободу. Капитан приблизился к самой чаше святого, прислонился к ней головой и прошептал.

- Идти за Твоею мудростью хочу. Буду стараться видеть е„ во вс„м, что встречу в течение дня. Я знаю сво„ место во Вселенной, знаю, что я не обладаю должной духовной высотой, чтобы находиться подле них всю мою жизнь.

Но встречи с высокими я не забуду и постараюсь начинать и завершать мой скромный день у чаши Твоей.

Он еще раз взглянул на прекрасное лицо Будды и тихо вышел из дома, где уже просыпались немногочисленные слуги.

Весь день семья Е., как и сам капитан, считали минуты, когда наконец поедут к лорду Бенедикту. Однако в семье лорда все были заняты текущими делами и мало думали о вечернем при„ме.

Алиса сменила Дорию у постели больной матери, которая была уже в полном сознании, но по ужасу и смятению, наполнявшим е„, казалась близкой к безумию. На все старания Алисы е„ успокоить леди Катарина твердила только одно:

- Если бы ты знала вс„, Алиса, ты бы не только ласки своей мне не дарила, но не захотела бы даже войти в эту комнату. Я, я одна погубила Дженни и испортила половину жизни тебе. Что мне делать? Куда мне кинуться? Как помочь Дженни?

- Мама, милая, любимая мама. Какую жизнь вы мне испортили? Я была счастлива, я любила вас и папу, и Дженни, и охотно делала, радостно и просто то, что вам хотелось, и жалею, что не умела сделать больше. Теперь я знаю только одно: если папа не судил вас, а учил вас уважать, - он и сейчас подтвердил бы нам с Дженни ту же свою волю. Мамочка, перестаньте дрожать и бояться. В доме лорда Бенедикта нет места страху. Здесь для каждого есть защита.

Не успела Алиса произнести эти слова, как в комнату вош„л Ананда. Он точно вн„с с собой весеннее солнце, так светел, весел и радостен он был.

- Вы, я вижу, Алиса, чем-то опечалены. А вот и разгадка, - продолжал Ананда, садясь у постели больной и всматриваясь в е„ заплаканное лицо. - О ч„м же плакать, мой добрый друг, - так нежно сказал Ананда, такая всепрощающая доброта была в его голосе, что леди Катарина схватила его руку, приникла к ней, и е„ горестные рыдания больно ранили сердце Алисы. Встав на колени, она приникла к Ананде и с такой мольбой посмотрела в его глаза, точно хотела отдать всю себя за мир и спокойствие матери.

- Встань, дитя. Не отчаивайся, не считай себя бессильной в такие моменты, когда видишь чью-то скорбь и отчаяние и думаешь, что не можешь ничем помочь.

Не бывает, чтобы чистая любовь и истинное сострадание оказались бессильными, не были услышаны теми, к кому ты их направляешь, и оставлены без ответа.

Правда, не всегда твои чистые силы проявляются как мгновенная помощь встречному. Факты внешнего благополучия, а это единственное, что воспринимают люди как помощь, далеко не всегда являются помощью истинной. Но каждым мгновением, в которое ты излила любовь как самую простую доброту, ты ставишь встречного на единственный путь чистой жизни: на путь единения в мужестве, красоте и бесстрашии.

Разбив в сердце и мыслях страдальца представление о том, что жизнь ополчилась против него, что ему нет прощения, что будучи грешным, он не в состоянии выйти на путь Света и нести этот Свет другим, - ты разбиваешь перегородки авторитетов и предрассудков и прокладываешь новые борозды, по которым потеч„т его мысль с этого мгновения.

Никогда не отчаивайся и силу понимай, как внутреннюю работу твоего собственного духа. И чем выше будут твои бескорыстие и радость, с которыми примешь в сво„ сердце чужую скорбь, чем увереннее ты будешь приносить свою любовь к милосердию своего Учителя, - тем вернее улучшится жизнь встреченного тобою страдальца. И тем скорее, проще, легче уйд„т от него очарование скорби.

Посадив девушку рядом с собой, Ананда положил свою руку на голову вс„ ещ„ рыдавшей пасторши и тихо ей сказал:

- Разве вы ль„те эти сл„зы о дочерях? Ведь вы плачете сейчас о муже, о том, что вы его не поняли, не оценили вовремя его чести и доброты и не доверились ему. Вникните в тот голос совести, что так раздирающе кричит в вас сейчас. Ведь вы плачете о себе.

От л„гкого прикосновения руки Ананды леди Катарина затихла. У не„ хватило сил приподняться и посмотреть в лицо того, кто приш„л коснуться е„ гнойных ран, так как леди Катарина вдруг подумала, что чистому взору Ананды она должна представляться чем-то вроде прокаж„нной. Эта мысль мелькнула в е„ уме на секунду, но голос говорившего увлек е„ за собой целиком.

- Думайте о Дженни. Непременно думайте как о любимой дочери, осуждению которой нет места в вашем сердце. Но не считайте, что для вечности имеет какую-либо цену то, что вы сострадая плачете, мечетесь, бурлите негодованием или какими бы то ни было страстями, пусть даже они кажутся вам святыми.

Только в деятельное сострадание может проникнуть энергия мировой любви Вечного.

Поймите раз и навсегда: вам надо жить в любви, в труде для Дженни. Если прекратите плакать, то сможете соединиться с нею через какое-то количество лет, чтобы помочь ей освободиться от зависти, которая бросила е„ сейчас во власть тьмы. Не станете ведь вы отрицать, что изо дня в день своим раздражением и ложью вы складывали для не„ ту неприступную стену, за которой она находится сейчас. Это вы, камень за камнем, складывали стену вокруг дочери: и теперь, по камушку, только вы одна можете е„ разобрать.

Вашими орудиями труда могут быть только спокойствие и мир. Вы сможете начать свою работу любви и освобождения дочери только в том случае, если научитесь не повышать голоса ни при каких обстоятельствах. И не только удерживать словесный поток и думать о каждом слове, которое произносите, но ещ„ и ясно сознавать, что творимое вами в этой комнате раздражение распространяется быстрее электрической грозы в эфир Вселенной.

Вы абсолютно здоровы. Вставайте, начинайте трудиться, если действительно любите Дженни и хотите ей служить. Если прежде вы выливали мусор своей души и грязнили им Вселенную, то теперь вы должны выработать в себе новые привычки, и в первую очередь научитесь радоваться, научитесь смеяться и не осуждать.

Начните с самого простого и смиренного труда. Всю жизнь вы были ленивы и только и делали, что изображали из себя леди. Снимите теперь все хозяйственные заботы с Дории, которая должна начать сейчас другое дело.

Учитесь в серых буднях и делах общаться с людьми и вырабатывайте выдержку.

Забудьте свои классовые предрассудки и обращайтесь с каждым слугой и торговцем так, как будто перед вами в каждом из них стою я и вы говорите со мною. И я увижу, насколько вы искренни, когда утверждаете, что чтите меня,- улыбаясь, закончил Ананда. Не дожидаясь ответа пасторши, он покинул комнату, оставив мать и дочь в разном состоянии духа.

Глаза Алисы, сиявшие не меньше глаз самого Ананды, выражали е„ полное понимание глубочайшего смысла сказанного. В поведении матери, ей предписанном, она видела почти единственную для леди Катарины возможность выработать самообладание, хоть как-то воспитать себя. И вместе с тем она ни секунды не сомневалась в том, что жестокое разочарование, даже отчаяние должна чувствовать сейчас е„ мать, всю жизнь ненавидевшая хозяйство, порядок в доме и тот упорный, мелкий труд, который с этим связан. Она лихорадочно придумывала, какие бы заманчивые стороны этой работы, которой можно было бы отблагодарить лорда Бенедикта за вс„, показать матери.

В душе леди Катарины образовалась какая-то пустота. Она поняла, что в том состоянии смятения, в каком она теперь живет, она ни на что не годна. Слова Ананды проникли ей в сердце. В нем уже не было привычной лжи. Пасторша вынуждена была признаться себе, что сл„зы е„ были слезами запоздалого сожаления. Теперь только она увидела мужа таким, каким его видели другие.

Браццано больше не занимал никакого места ни в е„ сердце, ни в мыслях. Муж и Алиса представлялись е„ открывшимся духовным глазам какими-то новыми людьми, и в ней просыпалось новое чувство. В ней зарождалась сила жить, поддерживаемая этими непривычными для не„ образами, и она пускала ростки в самой глубине сердца. Одно только знала тв„рдо леди Катарина: что не будет протестовать против назначенного ей Анандой. Но как взяться за этот труд, она знала так же мало, как дровосек о тонкостях скульптуры.

Мать и дочь встретились взглядами. Ни слова не сказали они, но обе поняли, что о старой жизни леди Катарины и речи быть не может. Всегда возмущавшаяся, когда муж указывал ей на необходимость труда, пасторша думала сейчас только о своей неопытности и полной неприспособленности к предстоящей ей задаче. В прежнее время она и не подумала бы послушаться и встать с постели. При малейшем нездоровье она оберегала себя чрезвычайно. Теперь же, чувствуя себя совсем разбитой и обессиленной, она немедленно стала одеваться. Помощь Алисы, казалось, давала ей новые силы. Она видела теперь в дочери не девочкуподростка на побегушках, не швею, необходимую в доме, но подругу, в сердечном участии которой не сомневалась.

- Мама, вы не думайте, что вс„ это хозяйство так сложно. Вопервых, вам самой не придется бегать по рынку или стоять у плиты. Здесь есть отличный повар и экономка. Вам надо будет только вести весь дом, следя за расходами, и заказывать вс„ то, что лорд Бенедикт будет считать нужным. Обычно он сам отдавал Дории краткие и точные указания.

- Ах, детка, я так боюсь лорда Бенедикта! Ничего кроме благодеяний я от него не вижу. Но когда оказываюсь в его присутствии... Я знаю, что защищена, и вс„ же, когда о н„м думаю, меня пронизывает страх. Я как карлик перед великаном, вс„ вспоминаю, как его глаза приклеивали мои ноги к полу. Ну как я войду к нему за распоряжениями? Если бы ты знала, как у меня сжимается сердце. Знаю, что надо жить по-новому. И не могу понять, как свести концы с концами за целый месяц. Сколько раз твой отец просил меня об этом, заводил мне тетради, показывал, пытался помочь, а я только хохотала и вырывала листы. И ничего-то я не умею.

- Я буду помогать вам, дорогая. Да и Дория не оставит вас, пока не обучит всему.

Алиса помогла матери расчесать е„ густые, прекрасные волосы, такие теперь серые, а не бронзовые, как прежде, и, заглянув матери в глаза, сказала:

- Если вы любите сейчас папу, мамочка, то вы непременно все сумеете. Ведь не только ради Дженни, но и для спокойствия папы вам надо в работе найти себе оправдание. Мы вместе будем трудиться. Сейчас мне надо идти играть. Я знаю, что скоро верн„тся Дория, которая сейчас сидит с экономкой. Попробуйте прислушаться к тому, что они делают, а вдруг это и не покажется вам трудным.

Поцеловав мать, Алиса спустилась вниз. Леди Катарина вс„ же не решилась вмешаться в дела Дории без е„ приглашения. Да и чувствовала она себя такой слабой, что с трудом дошла до кресла. В первый раз в жизни она подумала, что кроме пустых романов на родном языке она ничего не читала, что и здесь она не шибко-то грамотна, а по-английски пишет с грубыми ошибками. Она подошла к книжной полке и взяла первый попавшийся ей том Шекспира. Открыв "Гамлета", которого она, к стыду своему, никогда не читала, она принялась за чтение, поджидая Дорию.

Между тем в кабинете лорда Бенедикта ш„л разговор между хозяином, его прибывшими друзьями и Анандой. О ч„м именно они говорили, никто из обитателей дома не знал. Через некоторое время лорд Бенедикт позвонил и приказал вошедшему слуге позвать Николая и Дорию. Когда они оба пришли, то увидели, что все присутствующие были в длинных белых одеждах, похожих на индусское одеяние.

- Мой друг, - обратился сэр Уоми к Николаю. - Я видел Али и прив„з тебе письмо и вот этот хитон. Он просит выполнить все его указания, их ты найд„шь в письме, а также принять в сво„м доме в Америке одного из его друзей, которого ты немного знаешь. Помнишь ли ты того немого, что жил в горах, где ты впервые повстречал Али? Речь ид„т о н„м.

- Я не только вижу перед собой молчаливого, любезного хозяина сакли, но до сих пор помню оставленное им впечатление. Мне чудилось, что этот молчальник вовсе не немой, так продолжаю думать и сейчас. Но вс„ равно, в каком бы виде ни желал Али поселить его в мо„м доме, паша с Наль радость будет огромна, и вс„, что пошлет нам жизнь, мы разделим с ним. Одно только - и это известно вам, сэр Уоми,- ни у меня, ни у Наль нет ничего. Мы пришельцы в доме нашего друга и отца Флорентийца. Но вс„, что нам да„тся, мы разделим с гостем Али.

- Считай, Николай, что в Америке я буду твоим гостем, - сказал Флорентиец. - И разговаривай, как хозяин и глава дома.

- Можешь ли ты, - продолжал сэр Уоми, - дать приют не только немому, который теперь отлично научился говорить, но и помочь группе людей, которые вместе с ним приедут к тебе от Али? Желаешь ли ты лично помочь им организовать маленькое ядро, сердцевину твоей будущей общины? Желаешь ли ты стать во главе этих людей и создать нечто вроде небольшого культурного пос„лка, куда через шесть-семь лет могли бы приехать уже многие? Обдумай ответ.

Надо подготовить такую высококультурную ячейку, чтобы приехавшие сразу нашли возможность влиться в коммуну, где были бы раскрепощены от давящей дух собственности. И где труд на земле был бы облегч„н до максимума. Чтобы каждый из членов твоей общины мог свободно работать, делая то, что выберет из любви именно к этой форме труда.

- Если бы я думал много часов, вс„ равно не мог бы придумать слова, в которые вылилась бы моя радость, сэр Уоми. Одно могло бы меня смутить: если бы я был менее смиренным и колебался в моей верности Али, я думал бы над тем, достоин ли я этой чести. Но я знаю, что иду так, как видит и вед„т меня мой Учитель.

- У меня также будет к тебе просьба, - сказал князь Сенжер. - Я хотел бы теперь же послать с тобой двух учеников, очень образованных инженеров-механиков. Я дал им задание по технической разработке новых летательных аппаратов. Ты сам крупный математик, так что в этой части они будут обеспечены помощью. Я просил бы тебя, если ты захочешь мне помочь, создать им все условия для научной работы, а через несколько времени я пришлю к тебе ещ„ партию рабочих, которых тоже прошу принять в члены новой общины. И сам я через год-другой приеду к тебе ненадолго, так как очень интересуюсь развитием механики в этой области.

Вообще, Николай, если ты не отказываешься взять на себя эту нел„гкую задачу организации уголка жизни на новых началах, при новом понимании, что такое "воспитанный человек", как говорит об этом твой последний труд, то Флорентиец, едущий с вами, тебе во вс„м поможет, - снова сказал сэр Уоми.

- Для организации музыкальной стороны жизни у тебя будет Алиса, а для целей воспитательных ревностным помощником тебе будет Наль. Потом приедут Сандра и Амедей, которому придется изучать строительное дело. Сандра же, со своей всепоглощающей памятью, изучит в короткое время вс„, что будет необходимо для агрономии. Сейчас они не поедут, так как на первых порах у тебя под началом должны быть абсолютно выдержанные люди, занятые определ„нным трудом.

Это пока вс„, что я могу тебе сказать. Далее Али будет сноситься непосредственно с тобой и Флорентийцем. Он решил подойти очень близко к этому делу и будет уделять тебе столько времени и забот, сколько тебе потребуется. Что же касается выбора места и времени, когда ты сможешь принять людей, о которых я и Сенжер тебя просили, это уже дело тво„ и твоего помощника Флорентийца. Помни, друг, что именно ты должен стать главою нового дела и взять на себя всю ответственность.

Сэр Уоми подал Николаю два объ„мистых письма с крупным, ч„тким почерком, в котором он тотчас же узнал дорогой ему почерк Али, и два больших пакета, один из которых предназначался Наль.

- Теперь, друг Дория, речь пойд„т о тебе, - сказал князь Сенжер. - Тво„ бескорыстие и деятельная энергия вс„ последнее время убедили нас, что для тебя настало время действовать более масштабно. Тебе да„тся поручение.

Оставаясь подле Ананды, ты должна выполнить самостоятельно несколько дел в борьбе с Браццано и его подручными. Не имея понятия о том, чь„ имя скрыто под псевдонимом Бенедикт, Браццано решил, что здесь не потребуются большие силы, и прислал тех, кто мог обольстить пасторшу и Дженни. Зная хорошо леди-мать, Браццано выведал у не„ вс„, что ему нужно было знать о е„ дочерях. Но расч„т был сделан им легкомысленно, в ч„м убедились все, кого он сюда прислал.

Мы уедем лишь после того, как проводим в дорогу Флорентийца и всех, кого он решит взять с собой. Ты же останешься с Анандой здесь, и на тво„м попечении будет пасторша. Я знаю, как трудна тебе эта ноша: колебания и вечный страх пасторши будут вс„ время мешать тебе и нарушать в тебе самой устойчивость и гармонию. Но, видишь ли, нет такого места во Вселенной, где мог бы уединиться человек, желающий жить для общего блага. Нельзя нигде спрятаться от суеты и людских страстей. Нельзя искать покой и мир для себя в какой-то внешней отъедин„нности от всех и тишине. Но должно и можно стойко стоять среди житейских бурь; можно ясно видеть везде и в каждом единственную силу - Жизнь, и тогда гармония твоя не разрушится.

Этого человек достигает, когда интересы его поднялись выше его собственной личности, когда он сливает каждый свой вдох с жизнью Вселенной.

Закаляйся подле пасторши; своею скорбью, суетой, слезами и постоянным качанием маятника вверх и вниз она стоит целой толпы. Не думай о том, как мелки или ужасны е„ переживания; заботься только о том, чтобы научиться быть такой стойкой, что она утихала бы подле тебя.

Ласковость, какая-то особенная величавая вежливость v сходили от Сенжера.

Он посмотрел на Дорию, ещ„ раз ей улыбнулся и продолжал:

- Теперь, когда ты, друг, по опыту поняла, какой тяжестью ложится нарушенный учеником обет на его водителя, ты останешься подле Ананды, чтобы стать для него тем верным помощником, на которого он сможет положиться как на точного и немедленного исполнителя его указаний. Будь мужественна до конца. Ты вовсе не должна быть неотлучно при Ананде. Ученик больше всего помогает Учителю не тогда, когда жив„т и действует подле него, в непосредственном общении и физической близости. Но когда созрел для полного самообладания и может быть послан один в гущу людей, в пучину их страстей и скорбей. И в эти периоды разлуки с Анандой ты, не обладающая ни сверхсознательным слухом, ни зрением, всегда будешь иметь весть от своего Учителя, весть точную, переданную непосредственно от него.

Ты смотришь удивл„нно, и вс„ тво„ существо выражает один вопрос: "Как?" Более чем просто. Нужно - и муравей гонцом будет. Никогда не обращай внимание на то, кто подал тебе весть. Разбирайся в том, какая пришла к тебе весть.

Первая из задач твоего самовоспитания сейчас - гнать от себя тоску, иногда тебя посещающую. Гони е„, но не от мысли, что в ней нет творчества, что каждый, кто с тобой в этот час встретился, неизбежно поглотил частицу волнения и подавленности из окружающей тебя атмосферы. Гони тоску любя, понимая, какая огромная сила ль„тся из тебя, если в чаше сердца твоего не застряло ни единой соринки людской скорби - ты вылила вс„ в чашу Ананды.

Только тогда, когда в тво„м сердце мир и тишина, ты можешь вложить вс„ собранное тобою за день человеческое горе в чашу Учителя. Только в этом случае твой огонь Вечного не зачадит, не мигн„т, заваленный человеческими страстями. Не мигн„т, но соприкосн„тся с пламенем Ананды, и доброта его освежит страдающих и пошлет им помощь.

Вбирая в себя мутную волну земного дня, иди в подлинной простоте и покое.

Старайся не поддаваться предрассудку сострадания, требующего сочувственных сл„з, поцелуев, объятий. Но живи, истинно сострадая, то есть стой в мужестве и бесстрашии и неси огонь сердца так легко и просто, как ид„т всякий, знающий о жизни вечной и е„ движении. Тогда поклон твой огню встречного будет непрерывным током в тебе труда Ананды.

Обняв Дорию, князь Сенжер ув„л е„ в свои комнаты. Ананда вышел с Николаем, чтобы переговорить с Алисой о вечерней музыке. Лорд Бенедикт и сэр Уоми вызвали к себе Сандру и Амедея.