Эркюль Пуаро высказывается

Размеренным тоном Пуаро начал объяснять:

— Вам кажется странным, друг мой, что человеку пришлось спланировать собственную смерть. Настолько странным, что вы предпочитаете принять истину за фантастику и вновь обратиться к истории убийства из ревности, которая фактически в десять раз более несбыточна.

Да, Рено запланировал собственную смерть, но тут есть одна маленькая деталь, которую, возможно, вы не уловили: он не собирался умирать.

Я покачал головой в недоумении.

— Нет‑нет, в самом деле, все это более чем просто, — продолжал Пуаро добродушно. — Поскольку для преступления, которое задумал Рено, убийца не требовался, как я вам уже говорил, было нужно только мертвое тело. Давайте восстановим события, но теперь под другим углом зрения.

Жорж Конно бежит от правосудия в Канаду. Здесь под чужим именем женится. В конце концов, приобретает огромное состояние в Южной Америке. Но у него возникает ностальгия — тоска по родине. Прошло 20 лет, его наружность значительно изменилась. Кроме того, он стал теперь занимать такое высокое положение, что вряд ли кто‑нибудь мог связать его имя с именем бежавшего от правосудия много лет назад преступника. Он был уверен, что может совершенно спокойно вернуться. Конно избирает своим основным местом проживания Англию. Затем решается провести летний сезон во Франции. И злой случай, та высшая справедливость, которая вершит людские судьбы и не дает никому избежать кары за содеянное, приводит его в Мерлинвиль. И здесь на его пути встречается единственное во всей Франции лицо, которое может опознать его… Конечно, эта встреча открыла мадам Добрейль доступ к деньгам Рено. И она моментально воспользовалась этим. Рено оказался полностью в ее власти.

Но тут случается неизбежное. Жак Рено влюбляется в красивую девушку, которую видит почти ежедневно. Он решает жениться на ней. Его отец возмущен. Он готов любой ценой предотвратить женитьбу сына на дочери этой злодейки. Жак Рено ничего не знает о прошлом отца, но мадам Рено знает все. Она женщина с сильным характером и страстно предана мужу. Они совещаются. Рено видит только один путь к спасению — «смерть». Его должны счесть умершим, и он может начать жить под другим именем, в другой стране, а мадам Рено, сыграв роль вдовы, через некоторое время сможет присоединиться к нему. Важно, чтобы контроль над деньгами остался в ее руках, и Рено изменяет завещание. Как они собирались добыть мертвое тело, я не знаю: похитить труп у студентов, изучающих анатомию, изуродовать его до неузнаваемости или что‑нибудь в этом роде, но, когда они составляли планы, подвернулся случай, сыгравший им на руку. Грязный, буйный, бранящийся бродяга проник в их сад. Рено старается выпроводить его, как вдруг бродяга падает на землю в припадке эпилепсии и умирает. Месье Рено зовет жену. Вдвоем они перетаскивают мертвеца в сарайчик. Мы знаем, что этот случай произошел как раз возле него. Супруги Рено понимают, какая прекрасная возможность представилась им. Бродяга лицом нисколько не похож на Рено, но у него такая же фигура. Этого достаточно.

Я представляю, как они сидели там на скамье, где их не могли подслушать домашние, и строили планы. Мгновенно у них возникла идея. Опознавание должно быть сделано только на основании показаний мадам Рено. Жак Рено и шофер, который служил у Рено два года, должны быть удалены. Французские служанки вряд ли осмелятся подойти близко к телу. Но в любом случае Рено намерен принять меры, чтобы обмануть любого, кто не обращает внимания на мелочи. Мастере был отослан. Жаку послали телеграмму, причем Буэнос‑Айрес был выбран для того, чтобы придать правдоподобность всей истории, на которой Рено решил базироваться. Он слышал обо мне как о некоем неопределенном пожилом детективе, и он посылает мне свой призыв о помощи, зная, что, когда я приеду и представлю это письмо, оно произведет колоссальное впечатление на следователя, что, впрочем, и произошло.

Они одевают тело бродяги в костюм Рено, а рваную куртку и брюки оставляют за дверью в сарае, не решаясь отнести их в дом. Затем, чтобы сделать правдоподобнее рассказ мадам Рено, они вонзают нож из авиационного металла в сердце бродяги. В ближайшую ночь Рено должен был связать жену, заткнуть ей рот, а затем, взяв лопату, закопать тело в том самом месте на поле для гольфа, где, как он знает, будет сооружен бункер. Важно, чтобы тело было вскоре найдено. Мадам Добрейль не должна иметь никаких подозрений. После, закопав тело, Рено облачится в лохмотья бродяги и побредет к станции! откуда незамеченным он уедет поездом в 12.10. Поскольку преступление предположительно произойдет на два часа позже, никакого подозрения он на себя навлечь не может.

Теперь вам будет понятно его раздражение, вызванное несвоевременным визитом девушки Беллы. Каждая минута задержки был гибелью для его планов. Все же он отделывается от нее довольно быстро. Теперь за дело! Он оставляет входную дверь слегка открытой, чтобы создать впечатление, что злодеи ушли этим путем. Затем крепко связывает мадам Рено, исправляя ошибку двадцатилетней давности, когда слабо завязанная веревка навлекла подозрение на его соучастницу. Затыкает ей рот и покидает, заранее снабдив рассказом, в основном тем же самым, который он выдумал раньше, подтверждая тем бессознательное сопротивление ума оригинальности. Ночь была прохладной, и он набросил плащ поверх нижнего белья, рассчитывая бросить его в могилу вместе с мертвецом. Рено вылезает в окно, спускается по дереву, тщательно заравнивает клумбу и этим самым создает вполне определенные улики против себя. Он выходит на пустое поле для гольфа, начинает копать, и тогда…

— Что?

— И тогда, — повторил Пуаро мрачно, — правосудие, которого он так долго избегал, настигает его. Неизвестная рука наносит ему удар в спину… А теперь, Гастингс, вы поймете, что я имел в виду, когда говорил о двух преступлениях. Первое преступление раскрыто. Это преступление, которое Рено в своей самоуверенности просил нас расследовать. Здесь он сделал величайшую ошибку! Он недооценил Эркюля Пуаро. Но за этим преступлением кроется более сложная задача — найти убийцу Рено. И решить ее будет очень трудно, поскольку убийца, мудро рассудив, удовлетворился тем, что воспользовался приготовлениями самого Рено. Это запутанная и таинственная история, которую надо распутать. Такой молодой работник, как Жиро, который нисколько не полагается на психологию, почти наверняка потерпит поражение.

— Вы удивительны, Пуаро, — сказал я с восхищением. — Абсолютно удивительны. Ни один человек на земле, кроме вас, не смог бы разгадать все это!

Я думаю, что моя похвала понравилась ему. Первый раз в жизни он выглядел почти сконфуженным.

— Ах, теперь вы больше не презираете бедного старенького папу Пуаро? Вы возвращаете мне свое уважение, которое в последнее время питали к человеку‑ищейке?

Прозвище, которое он дал Жиро, неизменно заставляло меня улыбаться.

— Несомненно. Вы так красиво победили его.

— Бедняга Жиро, — сказал Пуаро с искренним сочувствием. — Конечно, нельзя его ошибки относить за счет глупости. Ему не повезло пару раз. Темный волос, обвитый вокруг рукоятки ножа, например. Он ввел его в заблуждение.

— Сказать по правде, Пуаро, — признался я, — даже теперь не понимаю, чей же это был волос?

— Мадам Рено, конечно. С ее волосом Жиро и не повезло. Ее волосы до убийства мужа были темные с проседью, а потом почти совершенно поседели. Поэтому на рукоятке ножа мог оказаться ее и седой волос — и тогда никоим образом Жиро не смог бы внушить себе, что волос с головы Жака Рено! Это все звенья одной цепи. Факты должны всегда соответствовать разгадке! Разве не нашел Жиро следы двух человек в сарае, мужчины и женщины? И как это вписывается в его «разгадку» преступления? Я вам скажу: никак не вписывается, и поэтому мы о них больше не услышим! Я спрашиваю нас: разве это логическая манера работы? Великий Жиро! Великий Жиро — всего‑навсего игрушечный надувной шарик, раздутый своей собственной важностью. Но Эркюль Пуаро, которого он презирает, будет той маленькой булавочкой, которая проткнет этот раздутый шар, вот увидите. — И он сделал выразительный жест. Затем, успокоившись, продолжал:

— Без сомнения, когда мадам Рено придет в себя, она заговорит. Возможность, что ее сына могут обвинить в убийстве, никогда не приходила ей в голову. Да и как могло это быть, когда она верила, что он благополучно плывет по морю на борту «Анзоры»? Вот это женщина, Гастингс! Какая сила, какое самообладание! Она сделала только одну ошибку. Когда он неожиданно вернулся, «Это не имеет значения теперь» сказала она. И никто не заметил, никто не оценил значения этих слов. Какую ужасную роль она должна была разыгрывать, бедная женщина. Вообразите ее потрясение, когда она идет опознавать мертвое тело и, вместо того что она ожидает, видит безжизненное тело мужа, который, как она думала, находится уже за много миль отсюда. Ничего удивительного, что она потеряла сознание! Но с той минуты, несмотря на свое горе и отчаяние, как уверенно она играла свою роль и какое страдание испытывала при этом! Она не может сказать ни слова, чтобы направить нас по следам настоящих убийц. Ради своего сына она должна молчать, чтобы никто не узнал, что Поль Рено был Жоржем Конно, преступником. Окончательным и наиболее жестоким ударом было ее публичное признание, что мадам Добрейль была любовницей ее мужа, поскольку один намек на шантаж мог оказаться роковым для ее тайны. Как умно она разделалась со следователем, когда он спросил ее, была ли какая‑нибудь тайна в прошлом у ее мужа. «Ничего особенно романтического, я уверена, господин следователь!» Это было прекрасно, снисходительный тон, намек на грустную насмешку. Моментально следователь Оте почувствовал себя глупым и мелодраматичным. Да, замечательная женщина! Хотя она любила преступника, она делала это с благородством!

Пуаро погрузился в размышления.

— Еще один вопрос. Пуаро, зачем был нужен кусок свинцовой трубы?

— Чтобы изуродовать лицо бродяги до неузнаваемости. Эта первая находка и направила меня по правильному пути. А этот кретин Жиро ползал вдоль и поперек в поисках спичек! Разве я не говорил вам, что улика длиной в два фута ничуть не хуже улики в два дюйма?

— Ну, Жиро запоет теперь другим голосом, — заметил я поспешно, чтобы увести разговор от моих собственных промахов.

— Вряд ли! Если он получит улику путем не правильной методологии, он и не подумает испытывать угрызений совести.

— Но, несомненно… — я умолк, заметив, что Пуаро задумался.

— Вы видите, Гастингс, что мы должны теперь начать все сначала. Кто убил Поля Рено? Некто, кто был возле виллы как раз около двенадцати часов той ночи; некто, кому смерть Поля Рено принесет выгоду. Эти предпосылки подходят Жаку Рено чересчур хорошо. Не обязательно, чтобы преступление было им задумано заранее. И затем нож…

— Конечно, — сказал я, — нож, который мы обнаружили в груди бродяги, принадлежал мадам Рено. Но тогда их было два.

— Безусловно, и, поскольку они были одинаковыми, можно предположить, что они оба принадлежали Жаку Рено. Но это меня не так уж беспокоит. У меня по этому поводу есть небольшая идейка. Нет, самое серьезное обвинение, падающее на Жака, — психологическое, — наследственность, друг мой, наследственность! Яблочко от яблоньки недалеко падает. Жак Рено как‑никак сын Жоржа Конно.

Тон Пуаро был печальным и серьезным, и его настроение передалось мне.

— А что это за маленькая идейка, которую вы только что упомянули? — спросил я.

Вместо ответа Пуаро посмотрел на свои часы‑луковку и затем сказал:

— В котором часу отплывает пароход дневного рейса из Кале?

— Около пяти, мне кажется.

— Это вполне подходит. Мы как раз успеем.

— Так мы едем в Англию?

— Да, мой друг.

— Зачем?

— Разыскать возможного свидетеля.

— Кого?

С довольно странной улыбкой на лице Пуаро ответил:

— Мисс Беллу Дювин.

— Но как вы ее разыщите, что вы о ней знаете?

— Знать я о ней ничего не знаю, но догадываюсь о многом. Мы можем с уверенностью сказать, что ее зовут Белла Дювин, и, поскольку это имя показалось смутно знакомым мистеру Стонору явно не в связи с семьей Рено, весьма возможно, что она имеет отношение к театру. Жак Рено — молодой человек с большими деньгами, ему двадцать лет. Я уверен, что театр был пристанищем его первой любви. Об этом же говорит и попытка месье Рено отделаться от девушки денежным чеком. Я думаю, что я ее обязательно разыщу, особенно с помощью этого.

И он достал фотографию, которую изъял в комнате Жака Рено. «С любовью от Беллы» было написано на ней наискосок в углу, но не это привлекло мое внимание. Сходство с оригиналом было не первоклассным, но все же оно было. Меня охватил холод, как будто неизъяснимая беда обрушилась на меня.

Это было лицо Синдреллы.