Глава 40.

Боль вернулась первой, как будто кто-то воткнул острый зажим в мою голову. Потом появились звуки. Шаркающие шаги, металлический стук, короткие смешки, все мужские. Судя по звукам, я находилась в небольшой комнате. И пахло мокрой слипшейся землей.

Мой рот был сухим, я подвигала языком.

— Какое сегодня число? — спросил голос. Его голос.

Я не знала ответа, но открыла глаза. Все было таким размытым, будто перемешано в блендере.

— Как тебя зовут?

— Contessa, — прохрипела я.

— Хорошо.

Я моргнула, крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Комната была тесная и низкая, с грязными стенами и потолком. Энцо и Николо прошли мимо, болтая без умолку по-итальянски, а передо мной был...

— Капо.

— Ш-ш-ш. Прошу тебя. Ты получила хороший удар по голове.

— Где я?

— Под casadituorlo. Но я больше ничего не скажу.

— Где Марина?

Он покачал головой.

— Она в порядке, но глупая. Отто нашел ее и тебя как раз вовремя. Она отправляется домой, в Неаполь, завтра. Как твое ухо?

Видимо, вот, что вызывало жгучую боль со стороны моей головы.

— Болит.

— Оно поймало пулю.

Я приподнялась на локтях и огляделась. Я увидела дверь на другой стороне комнаты и выстроившиеся стеллажи с винтовками.

— Я хотела сказать тебе кое-что, — сказала я.

— Марина мне сказала.

Я обратила внимание, что он не прикасался ко мне. Он не держал меня за руку и не гладил мою щеку. Его пальцы были сцеплены вместе и зажаты между ног.

— Спасибо тебе. Предупреждение от Окружного прокурора очень полезно. Мы убрали все, в любом случае. Паули больше нет.

— Почему?

— Почему? Он поставил тебя в ужасное положение. Мы, ах... — он посмотрел на свои руки. Мой взгляд уже достаточно сфокусировался, чтобы увидеть красные свежие царапины на его кулаках. — Мы дрались. Он сжег магазин. Я не знаю, с кем он будет вести дела, может ни с кем. Но не со мной, — он поднялся. Потолок был не намного выше его головы.

— Антонио, — сказала я, — куда ты собрался?

— Мне нужно подготовиться для войны. Отто убедится, что ты благополучно вернулась домой, — он пошел к двери, словно доктор довольный, что пациент будет жить.

— Нет, — вдруг четко сказала я. — Нет. Пожалуйста.

— Ничего не изменилось, Тереза.

— Это верно, — я опустила свои ноги, и они нащупали пол. Я сидела на деревянной скамье. — Ничего не изменилось. Ты чувствуешь то же самое. Признай это. Признайся, что любишь меня.

— Я не люблю тебя.

— Ты лжешь!

— Contessa…

— Не называй меня так, пока не признаешься, что ты чувствуешь.

Он закрыл дверь, перекрывая звуки мужчин.

— Какая разница? Я не буду разрушать тебя. Если я тебя приму, ты будешь несчастной. Ты потратишь свою жизнь, не зная, кто я, и что я делаю. Тебе придется смириться с тем, что я могу сесть в тюрьму на многие годы, и ты не сможешь оставить меня, даже тогда. Тебе не придется терпеть. Это лучший сценарий.

— А какой худший?

— Ты научишься терпеть меня, — он положил руку на дверную ручку.

Я знала, что если он выйдет в другую комнату, только Отто вернется. И это будет последний раз, когда я увижу его. Поэтому я спрыгнула с постели и подошла к двери. Мир поплыл. Я попыталась опереться на стену, но мой желудок сделал кувырок, и мне показалось, что я падаю.

Руки Антонио обвились вокруг меня, удерживая. Мои ощущения вернулись, и я оттолкнула его.

— Признай, что ты любишь меня, — я прикоснулась к его лицу, чувствуя щетину на его щеке и утомление, исходящее от него. Я хотела, чтобы все это ушло, я хотела дать ему покой.

— Это ничего не изменит, — сказал он.

— Признайся в этом.

— Я полюбил тебя, как только увидел. Но это не имеет значения.

— Позволь мне любить тебя снова.

— У тебя есть жизнь, чтобы жить.

— У меня ничего нет, — я дотронулась до его губ, но он по-прежнему держал свои руки при себе. — Я достаточно танцевала. Я смотрела фильмы. Я была в каждом бассейне в Малибу. Я путешествовала. Я ходила на свидания. Работала на политические кампании. Встречалась со звездами. Имела работу. Я делала все это. То, что я никогда не делала - не любила такого человека, как ты.

Он едва заметно повернулся и поцеловал мою ладонь, закрыв глаза.

— Что, если ты умрешь из-за любви ко мне?

— А что, если я умру не от любви к тебе?

Он поцеловал меня в щеку, и я растаяла. Я думала, что никогда не почувствую эти губы снова, и когда он поцеловал меня, я застонала.

— Пожалуйста, — прошептала я. — Я последую за тобой куда угодно.

— Ты можешь испытать боль.

— Тогда сделай мне больно. Мне уже было больно, когда я жила во лжи.

Он приложил свой лоб к моему и соединил руки на моей шее. Это увеличило боль в моей голове, но я прогнала ее, желая боли от его прикосновений также сильно, как и удовольствия.

— Contessa, ты сводишь меня с ума.

— Я знаю.

— Я не знаю, как ты приспособишься ко мне. Я не знаю твое место.

— Мое место рядом с тобой.

Он откинулся назад, и я почувствовала потерю оттого, что он убрал руки. Мне нужно было больше. Но он сунул руку за ворот рубашки и снял медальон Святого Кристофера.

Он вложил его в мою ладонь, одна рука сверху на моей, другая под ней. Он посмотрел мне в лицо, как будто наблюдал за собирающейся бурей. Металл был твердым на моей руке и теплым, сохранившим тепло его тела.

— Ты уверена, что хочешь никогда не чувствовать себя в безопасности? — спросил он. — Ты уверена, что хочешь всегда оглядываться? Ты уверена, что хочешь жизнь без людей, которым ты доверяешь?

— Если ты рядом, то да.

— Ты уверена, что сможешь любить человека, который проклят?

— Только тебя. Проклят или спасен, я хочу только тебя.

— У меня есть проблема, моя Contessa. Она съедала меня живьем, пока я не поцеловал тебя. Я хочу тебя, и я не знаю, как заполучить тебя. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я хочу, чтобы мой мир и твой мир соединились. Видеть тебя смеющейся утром. Видеть тебя выкрикивающей мое имя ночью. Я ничего не боюсь, но с тобой боюсь. Я боюсь, что не смогу обладать тобой и боюсь, что смогу.

Он повернул мою руку ладонью вниз, сжимая медальон. Антонио наклонился и поцеловал ее, каждый пальчик, косточки, запястье и посмотрел на меня. Его глаза были преступно-черными, губы созданы для признаний в любви, подбородок готовый сломать все барьеры.

— Я не могу отпустить тебя, — сказал он. — Я хочу быть тем мужчиной, который может сделать тебе завтрак, растить детей и не оглядываться назад. Я собираюсь стать достойным тебя. Я собираюсь выбраться из всего этого, и я не причиню тебе боль. Но я не могу просто уйти от того, что я делаю, и я не могу отвернуться от тебя. Боже, помоги мне, каждый раз, когда я ухожу от тебя, я вижу только ад перед собой.

Я положила руки на его лицо, позволяя цепочке скользить по своему большому пальцу.

— Не уходи от меня. Когда ты так делаешь, это убивает меня.

— Это жизнь, невозможно заплатить все долги и идти вперед.

— Заплати то, что можешь.

Он взял цепочку и открыл ее. Я наклонилась, чтобы он мог надеть ее на мою шею.

Я положила голову на его плечо и потянула назад.

— Оу. Мое ухо.

Он повернулся, чтобы лучше разглядеть.

— Там всего лишь царапина, — он поцеловал мою шею, перемещая цепочку, продвигаясь языком по моей коже вдоль шеи.

— У меня болит голова, — сказала я, притягивая его задницу вперед, пока не почувствовала его эрекцию на своем бедре.

— Я буду трахать тебя нежно. Ты будешь кончать долго и медленно. Ты забудешь о своей головной боли, когда станешь мокрой, — он полез мне под юбку сзади.

Я застонала.

— Ш-ш-ш, — сказал он. — Мои люди находятся по другую сторону этой двери. — Он толкнул меня обратно на скамейку и раздвинул мои ноги. — Miamore.

Он целовал внутреннюю сторону моих бедер, отодвигая мои трусики в сторону, чтобы ласкать меня языком так медленно, что я почти кончила от предвкушения. Я схватила его за волосы, но он не стал делать того, что я ожидала. Он дотрагивался самым кончиком языка до моего клитора.

— Антонио, — прошептала я. Жесткая скамья впивалась мне в спину, и комната была грубо вытесана из земли, но я никогда не чувствовала себя так хорошо, как дома, в полной безопасности. — Будь всегда моим, Капо.

Он снял мои трусики и встал между моих ног, его член был готов для меня.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Трахни меня, — твердо сказала я. — Трахни меня прямо сейчас.

Он положил одну мою ногу на свое плечо, открывая меня для него. Антонио подвинул мое тело, словно драгоценную вещь, и скользнул в меня. Я была настолько мокрой, что он вошел на всю длину с первой же попытки.

— Comevolevitu, Contessa — он вышел затем снова погрузился в меня, с каждым движением, желая держать меня в безопасности, сохраняя меня чистой. Но самое главное, я чувствовала его порыв удержать меня. Его голос стал низким, и слова больше походили на молитву:

— Come volevitu.Прекрасно, per adesso. (peradesso – прямо сейчас)