Глава 10. Майкл кивнул. Он и Катрина сидели на табуретах у стойки маленького кафе, здесь она снимала фильм с существующим персоналом и обстановкой

— Ты хочешь трахнуть ее?

Майкл кивнул. Он и Катрина сидели на табуретах у стойки маленького кафе, здесь она снимала фильм с существующим персоналом и обстановкой. Я держала свой планшет, с зажимом для бумаг и ждала, пытаясь не упустить из видимости Майкла.

— Именно так, — сказал он.

— Ты знаешь, если ты трахнешь ее один раз - она твоя.

Этот разговор происходил, словно вокруг никого не было. Как будто не было трех осветителей, играющих со световыми приборами и вешалок с одеждой, висящих выровненными рядами на стойке, и не было подготовки общего вида панорамы. Как если бы помощник кинооператора не направлял свой разноцветный световой метр на каждого, и не назывались номера очередного дубля.

— Ты хочешь трахнуть ее, — сказала Катрина с реальной настойчивостью. — Ты не получишь ее.

— Получу.

Катрина замахнулась и с глухим шлепком ударила Майкла по лицу. Звук эхом отозвался во всех уголках моего мозга. Я вздрогнула и посмотрела на них. Я не должна была этого делать. Это было очень личное дело между актером-режиссером, у остальных хватило здравого смысла игнорировать возникшую ситуацию.

Майкл перевел взгляд на меня, как только это произошло.

— Вот, — сказала она. — Вот это чувство. Вот сейчас.

— Я понял, — ответил он, приложив руку к губам, пытаясь заслонить свое лицо.

— Хорошо. Иди гримироваться. — Она подмигнула мне, как только Майкл пошел широким шагом, и позвонила оператору: «Мы снимаем его справа. Хочу, чтобы ты видел кадр с этой точки». Она ушла, громко раздавая команды, и я отметила в своем планшете изменение угла съемок.

Мы припозднились в съемочном процессе, и я в своей маленькой роли помощника режиссера по совместительству, подбадривала себя кофе и осознанием помощи Катрине, способствуя исправлению ее великой ошибки, которую она совершила.

В этой сцене участвовали Майкл, главный герой, и лучшая подруга главной героини. Его герой собирался назло главной героине затащить ее в постель, словно у него была миссия облегчить свои яйца. Он сосредоточился, уловил суть — понимая реплики и робкий характер героини, которая толком не осознавала, во что ввязалась. Он положил руки на ее юбку, словно уже владел тем, что было под ней, но его герой не нес ни грамма ответственности за свои поступки.

— Снято, выключить камеру! — крикнула Катрина.

Я отмечала сделанные кадры, после того, как сцена была полностью отснята.

— Вот твой Оскар, — прошептала я Катрине.

— Я просто хочу, чтобы кто-нибудь прикоснулся к этой вещи с десяти футов. — Она взяла мой планшет, пролистывая листки. — Мы никогда не доходили до последней строки на тридцатой странице. Я думаю, что мы можем сделать дубляж диалога фильма.

— Мне кажется, ты оставишь WDE позади себя. Честно. Так далеко, как ты пообещала больше ни с кем не судиться.

Она издала — пф-ф звук, который ничего не обещал.

— Перерыв на обед, всем!

Помощник продюсера подбежал ко мне, когда я убирала свои бумаги.

— Здесь мужчина, который спрашивает вас.

Мне потребовалось полсекунды, чтобы вычислить, кто это был.

— Темные волосы и карие глаза?

— Ага. Он принес обед.

— Конечно, он принес мне обед. — Я поправила волосы, зафиксированные в прическе, и одернула рукава.

— Нет, — сказал он. — Он принес обед каждому. Вам он принес вино.

* * *

Съемки фильма не зависели от солнечного света и могли растянуться на целый день. Я, как помощник по сценарию, могла появиться в шесть вечера, чтобы переснять сцену, хотя съемки уже продолжались двенадцать часов. Поэтому никто не уходил, когда была работа, которую нужно было сделать, еда и закуски предоставлялись на всю команду. Крупное производство получало больше сервиса, верхняя линейка съемочной группы (актеры, директор, режиссер, продюсеры) пользовались изысканной кухней, нижняя линейка (оператор, технический персонал, осветители, ПА, ПР, и др.) получали что-то хорошее, но менее дорогое. На съемках у Катрины каждый получал среднего качества еду из трейлера, втиснутого на углу парковки. Несколько длинных столов с откидными стульями стояли на парковочных местах. Ужин, выставленный Антонио, нарушил нашу привычку употребления картофеля фри и бургера. (прим.пер. ПА, ПР – персональный администратор и помощник режиссера)

Он был одет в серую спортивную куртку с кроваво-красным поло и держал бутылку красного вина, в согнутой руке. Женщина лет шестидесяти стояла рядом, а он рассказывал что-то Катрине. Перед ними были четыре подогреваемые жаровни с блюдами, тарелками, посудой, и линией выстроившихся в ожидании людей.

— Ты не имеешь права вторгаться на съемочную площадку, — сказала Катрина, но я видела ее глаза, с жадностью смотрящие на еду. Это была крестьянская еда — мясистая, без изысков, предназначенная накормить всех еще на четыре или пять часов неустанной работы.

— Meaculpa, — сказал он. — Твой помощник по сценарию принял мое приглашение на ужин, и ЗияДжиована подумала, что было бы грубо доставить еду только для нас. (прим.пер. Meaculpa (ит.) — виноват, моя вина.)

— Это моя вина, — сказала я. — Я забыла тебе сказать.

Она резко повернулась и ухмыльнулась.

— Ты лжешь.

— Если это означает, что ты можешь просто поесть, тогда я каюсь, виновата. — Я указала на Антонио. — Вы, сэр, напористый.

— Каюсь, — сказал он. — Разреши мне разделить это с тобой.

— Я думаю, ты только что добился этого. — Я взяла тарелку с лазаньей, но Антонио забрал ее и передал человеку, стоявшему позади меня.

— Пойдем. Я не буду кормить тебя здесь.

Он потянул меня, но я дернулась назад.

— Мне нужно работать.

Катрина даже головы не подняла от своей еды, произнеся:

— Мы должны снять следующий кадр. Я напишу тебе, когда мы будем готовы. Проваливайте.

Я позволила Антонио обнять меня и повести по тротуару. Свободной рукой он по-прежнему держал бутылку за горлышко. Соседство вокруг было из светящихся огней промышленных крыш с фабриками, превращающими чердаки в лофты и жилыми квартирами над высококлассными ресторанами.

— Есть место, за углом, — сказал он. — Там нет лицензии на спиртное, поэтому мы принесем с собой.

— Дай мне посмотреть. — Я протянула руку за бутылкой и осмотрела этикетку. — Напа? Ты принес вино из Калифорнии?

— Это не хорошо?

— Это великолепное вино, но я представляла себе, ну ты знаешь, итальянское.

Он засмеялся.

— Я пытался не быть напористым. Встретить тебя на половине пути.

— Это так ты называешь «не быть напористым»?

— Ты можешь убежать. Я не буду преследовать тебя.

— Не будешь? — Я отдала ему бутылку.

Он улыбнулся.

— Эх, буду.

— Тебе не приходило в голову, что, может быть тебе нравится преследовать меня, и если я перестану убегать, тебе может это наскучить?

— Я не заскучаю. Там еще слишком много всего, что сделать.

— Забавно, — сказала я. — Это то, что мне кажется наиболее скучным. Все, что с этим связано.

— Ты делаешь то, что тебе не нравится? Что ты любишь?

Мы пересекли квартал ресторанов. Мощеные улицы были переполнены. Накрытые столы располагались прямо на тротуарах. Тепло ламп спасало от прохлады с бухты.

— В действительности, я ничего не люблю.

— Давай. Расскажи мне, что было тем последним, от чего ты получала удовольствие, что заставляло чувствовать тебя живой.

Я остановилась, чувствуя несоизмеримое разочарование от его вопросов.

Он повернулся ко мне лицом, пятясь назад.

— Твои поцелуи меня не в счет.

— Забавный парень.

Парковщик в белой рубашке и черном галстуке бабочке чуть не врезавшись в меня, увернулся, открывая дверь подъехавшего автомобиля.

— Подумай хорошенько, — сказал Антонио. — Последняя вещь, которая заставила тебя любить жизнь.

— Я не хотела бы об этом говорить.

Его брови взметнулись.

— Я думаю, смогу научиться полюбить эти вещи тоже.

Мое расстройство превращалось в жестокость.

— Последнее, что я любила делать? Работать с Даниэлем над его кампанией. Я скучаю по этой работе.

Продолжая пятиться назад, подняв руки, как бы показывая, что полностью сдается, он сказал:

— Тогда, чтобы тебя осчастливить, сообщаю тебе, что буду баллотироваться в мэры.

Я рассмеялась. Ничего не могла поделать. Он смеялся со мной, и я заметила, как сдержанно он смеется для человека, утверждающего, что наслаждается жизнью.

Он набросился на меня, прежде чем я успела увидеть вторую секунду его улыбки. Его рот захватил мой, объятья окружили меня со всех сторон, его руки погрузились в мои волосы. Мой мир закружился вокруг ощущений — сильного тела и сладкого языка, свежего запаха, легкой щетины на подбородке, и то, как он с вниманием погрузился в поцелуй.

Я старалась откликаться ему с осторожностью, и ахнула, когда в меня врезался парковщик. Антонио сжал меня в объятьях, охраняя и защищая одновременно.

Тот поднял руки вверх.

— Я очень извиняюсь, — он пятился назад к стоящей машине, с поднятыми руками.

— Ты извиняешься? — спросил Антонио. — Ты не выглядишь извиняющимся.

Я была первой, признавшей, что он действительно, не выглядел извиняющимся. Он выглядел больше заинтересованным в открытии вовремя двери машины.

— Все нормально, Антонио. Он сделал это не специально.

Он посмотрел на меня сверху вниз в течение секунды, а потом перевел взгляд назад на парковщика.

— Он мог сбить тебя с ног.

— Но он не сделал этого.

Парковщик открыл дверь машины сначала с одной стороны, потом с другой, пренебрежительно махнув рукой, как бы отмахиваясь от Антонио. Быстро, как хищник, Антонио сделал два шага в сторону парковщика и отшвырнул его от автомобиля. Я ступила на улицу, мои каблуки подогнулись на булыжниках, и я встала между ними. Лицо парковщика выражало благоговейный ужас, Антонио увидел, что я сильно испугалась.

— Антонио. Давай пройдемся прежде, чем я вернусь на работу, — сказала я.

Он наставил палец на искаженное ужасом лицо парня.

— Ты ведь собираешься быть осторожным. Верно?

— Да, да. — Мужчина выглядел так, будто хотел быть где угодно, только не здесь.

Он отступил назад, я положила свою руку на его. Мужчина взглянул на меня с неожиданной нежностью, словно радуясь, что я могу вытащить его из этой ситуации.

— Здесь проблема? — крикнул властный голос, Антонио и я обернулись, посмотреть на источник.

Невысокий мужчина в черной куртке на молнии и черном галстуке с усами и длинной прядью, зачесанной, чтобы прикрыть лысину, по-видимому, признал Антонио, когда мы повернулись в его сторону.

— Спин.

— Вито. — Антонио окинул взглядом мужчину сверху вниз, задержавшись на его бейджике — Витах Парковочный Сервис — собственник, он дотронулся до него. — Действительно?

— Я могу объяснить.

— Да, можешь. После того, как я отведу леди за наш столик. Ты должен быть здесь.

— Да, босс.

Антонио обнял меня и пошел к итальянскому ресторану со столиками на улице.

— Что это было? — спросила я.

— Он работает на меня, и я собираюсь поговорить с ним.

— Это не будет связано с парковщиком.

— Речь пойдет не об обслуживающем персонале.

Он закрылся от меня так внезапно, и мне показалось, что сейчас не стоит дотрагиваться до него, поэтому я убрала свою руку с его талии.

Молодой человек с меню приблизился к нам.

— Где предпочитаете сесть: внутри или снаружи?

— Внутри, — ответил Антонио, передавая официанту свою бутылку.

Он проводил нас к столику. Антонио помог мне сесть и расположился напротив, находясь где-то за миллионы миль отсюда.

— Что случилось? — спросила я. — Ты выглядишь действительно раздраженным.

Он взял меня за руку.

— Поверь мне, это не связано с тобой.

— Я знаю, что не со мной. Что сделал тот парень?

— Он не должен работать на других, в то время как он работает на меня. Это правило.

— Это странное правило.

Он улыбнулся, по-прежнему находясь в своих думах.

— Позволь мне пойти поговорить с ним. Потом, все мое внимание будет принадлежать тебе.

Я постучала по циферблату часов.

— Быстро. Иначе я могу превратиться в тыкву в любой момент.

После того как Антонио ушел, официант вернулся с двумя бокалами и нашей бутылкой Напы. Сначала он налил в мой бокал, дав мне возможность продегустировать, немного поболтал со мной ни о чем, после чего наполнил оба бокала и ушел.

Я покорно ждала, просматривая сообщения в телефоне, и поглядывая на людей. Место находилось в нескольких минутах ходьбы от дома и в нескольких кварталах от съемочной площадки, но я хотела остаться за этим столом. Я была голодна, и мне понравилось место, куда мы пришли.

Стены, выходящие на улицу, были сплошь из окон. На открытом воздухе стояли столики, выстроенные в линию, освещающиеся фарами от проезжающих мимо машин. Парковщики бегали взад вперед с ключами и билетами. В поле моего зрения появился Антонио с зажатой сигаретой во рту, небрежно выпуская дрейфующий дым. Каким великолепным мужчиной он был. Напряженность нарастала вокруг него. Возможно, он был уже не в том приветливом настроении, в котором прибывал по дороге в ресторан, но я была не в силах отвести взгляд.

Антонио сделал последнюю затяжку и выкинул сигарету на улицу. Когда он вошел, сигаретный дым все еще плыл изо рта.

— Сожалею об этом, — сказал он, опускаясь на стул.

— Все в порядке?

— Да. Просто немного поговорили.

Подошел официант, мы услышали «особый заказ».

Антонио поднял бокал с вином.

— Салют.

Я подняла свой, они негромко звякнули друг о друга. Его рука была твердой и сильной, вся в мышцах и венах, а на костяшках пальцев были свежие царапины. Я держалась за ножку бокала своими пальцами напротив его.

— Антонио? Вы просто разговаривали? Или они напали, когда ты шел?

Он улыбнулся. Антонио вышел напряженным и вернулся расслабленным.

— Один из парковщиков толкнул меня в стену. Я пытался остановить свое падение, вот, что произошло. Эти ребята, им платят за каждую машину, поэтому они всегда так прыгают, чтобы очень быстро открыть двери. Как вино? — Его улыбка была убийственной.

— Вкусное. Из какой части Италии ты?

— Неаполь. Подмышки Италии, поговаривала моя мать.

— И ты приехал сюда из-за погоды и легкого доступа к привилегиям судебного юриста?

Он ухмыльнулся.

— Должен ли я отвечать на все сразу?

— Если ты не станешь, то преследование тобой меня точно не принесет результатов.

Он наклонился и коснулся моей верхней губы. Чувствуя его так близко, я хотела, чтобы эти пальцы исследовали мое тело.

— Скажи мне, где ты получила этот шрам. Тогда я скажу тебе, почему я приехал сюда.

— Я получила его от парня.

— Ах. И я прибыл сюда из-за девушки.

Поставили блюдо с закуской, заполненное маленькими равиоли залитыми красным соусом. Он положил пару на мою тарелку, потом пару на свою.

— Ты сопровождаешь здесь женщину? — я наблюдала, как он ест быстро, но аккуратно.

— Я сопровождаю здесь мужчин, — и он перешел к следующей теме, как будто его жизнь не заслуживала того, чтобы обсуждать ее долго, ловко отмахнувшись от разговора.

— А этот парень? Возможно, дело в его остром уме?

— В его кольце на пальце, времен выпускного. А эта девушка? Она преследовала тебя? — Я смотрела на него через свой бокал.

— Нет. Она вернулась домой.

— Девушка находится дома, и ты преследуешь здесь мужчину из-за нее?

— Почти. Что случилось с парнем? — спросил он.

— Он мертв.

— Запомню для себя. Не нужно пугать Терезу Дрезен.

Я поднесла бокал к губам, чтобы скрыть выражение своего лица. Он был совсем близок к истине, даже больше, чем осознавал.

— Итак, у тебя чертовски много автомобилей в собственности, ресторан, и ты юрист, — сказала я. — Ты вносишь достаточно на благотворительность по своему выбору, и получаешь приглашение на сбор средств. Ох, и тебе не нравится Порш. Ты можешь избить парня почти до бессознательного состояния голыми руками. Ты очень интересный парень, мистер Спинелли.

Он коснулся пальцев моей руки, двигаясь по изгибу и поглаживая его.

— Управление бухгалтерского учета департамента крупнейшего агентства в Голливуде. Работа в предвыборной кампании на кандидата в мэры. Помощь подруге в съемках фильма в свободное время. И самая уравновешенная и изящная женщина, которую я когда-либо встречал. Я и вполовину не так интересен, как ты.

Я пыталась сформулировать ответ, возможно, что-нибудь умное или, может быть, я буду продолжать задавать неудобные вопросы, но мой телефон зазвенел. Это была новость для меня, помощника режиссера, от Катрины. «Мы начинаем в десять».