Гуссерль о кризисе европейской науки и кризисе европейской рациональности.

Успех европейской науки, ее становление тем, что она есть сейчас, начинается в 17-м веке. Этот расцвет науки связан с математизацией естествознания (наука, по крайней мере, в 17-м веке – это, прежде всего, естествознание (физика); в 17-м веке в основу физики была положена математика (и геометрия)[1]).

Идею математизации естествознания Гуссерль связывает, прежде всего, с именем Галилея. Галилей – великий человек, он определил облик науки на столетия вперед (и именно такая, математизированная, наука оказалась способной изменить облик мира, дать человеку столько власти над ним, сколько он сейчас имеет).

Но, тем не менее, Гуссерль считает, что в деянии Галилея была заключена роковая ошибка. Галилеем и его последователями так и не был прояснен смысл математической (геометрической) идеализации мира[2].

В основе математизации естествознания Галилеем лежит убеждение, что «книга природы написана на языке математики», что реальность сама по себе, как таковая, - математична и геометрична.

Мы, поскольку мы находимся в рамках этой классической научной парадигмы, заложенной Галилеем, предполагаем, что в вещах, как они непосредственно воспринимаются, одни качества существенны, - другие нет. Когда я, например, гляжу на яблоко, то я сужу, что его форма, - это нечто объективно существующее, а, скажем, цвет – нечто только субъективно воспринимаемое (идея различения «первичных» и «вторичных» качеств, в развернутом виде сформулированная Локком и Гоббсом – впервые была высказана Галилеем).

Такой взгляд на вещи (по сути дела) предполагает, что вещи, как они непосредственно даны в опыте, - ненастоящие (что это только субъективное восприятие вещей), а вещи таковы, какими их описывает математика (вещи не таковы, какими они даны нашим глазам; умозрение, основанное на математике, позволяет проникнуть глубже в их суть).

Гуссерль убежден, что это не так. Гуссерль – эмпирик. Для него «на самом деле» - это то, как все дано на опыте (порядок опыта с точки зрения Гуссерля и есть единственный истинный порядок).

Галилей и его последователи не продумали (не поняли) смысл математической идеализации. Они поменяли местами математическую абстракцию и данную на опыте реальность[3].

Согласно Гуссерлю, математическая теория не проникает глубже в суть вещей, вещи таковы, какие они есть в нашем жизненном опыте, в непосредственном восприятии, а научная теория надстраивает над этой почвой жизненного опыта еще одну смысловую конструкцию.

Гуссерль говорит о научном теоретизировании как о «набрасывании покрывала идей»[4]. Создатель геометрии создал еще один язык описание реальности. Он создал умозрительную конструкцию, которая, так или иначе, относится к этой, данной на опыте, реальности. Но первоначальная истина – в этой реальности, а не в умозрительной конструкции.

Да, конструкция работает. Главная функция науки – предсказательная: мы можем посредством теоретических построений предугадать то, что пока еще актуально не воспринято на опыте. Но при этом Гуссерлю не кажется приемлемой дедуктивная модель науки: он не согласен с тем, что мир можно понять исходя из неких очевидных для разума, простых аксиом, будь то аксиомы Евклида, или аксиомы Декарта (что мир можно истолковать весь, стоя в одной точке). Мир не столь однозначен, как геометрия, пространство мира не обладает такими четкими свойствами, как геометрическое пространство. И это – существенно.

Мы живем в реальном мире, том, который дан на опыте, а геометрия – это абстракция. Что не отменяет ее смысла и ценности как теоретической конструкции. Но если мы утверждаем, что суть мира самого по себе геометрична, то тем самым мы перечеркиваем значение непосредственного опыта человека, а ведь он, этот изначальный опыт восприятия, является истоком, почвой всякого научного теоретизирования.

Субъект (человек) является источником всякой (в том числе научной) смысловой конструкции. Если мы полагаем, что эти смысловые конструкции как-то уже существуют, даны нам в готовом виде (всегда предсуществуют человеку, уже есть в мире, или в уме Бога), то разум перестает, в сущности, мыслить. Разум занимает пассивную позицию: мышление становится техническим, становится техникой мышления. Техническое мышление способно оперировать вещами, решать вопросы, связанные с их использованием, но не способно решить вопрос (или даже поставить его) о собственных истоках и собственном смысле.

В этом, как считает Гуссерль и состоит кризис европейской рациональности.

[1] Будем подразумевать (и Гуссерлевы размышления это подразумевают) что геометрия – это часть математики. Или даже так: в основу новой, математизированной науки нового времени было положено (геометрическое) представление об идеальном, бесконечном пространстве, свойства которого идентичны по всем направлениям. В работе «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология», пар. 1. 8. Гуссерль пишет: «…евклидова геометрия, да и вся античная математика, вообще-то признавала лишь конечные задачи, конечное, замкнутое априори... Древние пошли весьма далеко, но все же не настолько далеко, чтобы понять возможность бесконечных задач, которые для нас кажутся чем-то само собой разумеющимся и связаны с пониманием геометрического пространства и геометрии как науки о пространстве. Для нас идеальному пространству принадлежит универсальное, систематическое, единое априори, некая бесконечная и, несмотря на бесконечность, внутренне замкнутая, единая, систематически развертываемая теория, которая, будучи построена на базе аксиоматических понятий и положений, позволяет сконструировать любые мыслимые пространственные фигуры с дедуктивной однозначностью…Концепция, в которой была выдвинута эта идея рационального, бесконечного универсума (Seinsall) вместе с идеей систематической, рационально постигающей науки, представляет собой нечто совершенно оригинальное. Здесь бесконечный мир составлен из мира идеальных объектов (Idealitaten) как таковых, а не из обособленных, несовершенных и случайно данных нашему познанию, любой объект постигается в его бытии самом по себе рациональным, системным, единым методом в бесконечном процессе познания».

[2] «Роковое упущение Галилея заключалось в том, что он не обратился к осмыслению изначальной смысловой процедуры, которая, будучи идеализацией всей почвы теоретической и практической жизни, утверждала его в качестве непосредственно чувственного мира (и прежде всего в качестве эмпирически созерцаемого физического мира), из коего и проистекает мир геометрических идеальных фигур. То, что дано непосредственно, не стало предметом размышления, не стало предметом размышления то, как в свободном фантазировании из непосредственно созерцаемого мира и его форм создаются, правда, в качестве лишь возможных, эмпирически-созерцательные и отнюдь не точные формы; какова мотивация и какова та новая процедура, которая впервые собственно и предполагает геометрическую идеализацию».Эдмунд Гуссерль. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология.

[3] «В высшей степени важно подчеркнуть, что уже Галилей осуществил замещение единственно реального, опытно воспринимаемого и данного в опыте мира - мира нашей повседневной жизни миром идеальных сущностей, который обосновывается математически». Там же.

[4] «Одеяние идей, присущее "математике и математическому естествознанию", или же одеяние символов, характерное для символическо - математических теорий, охватывает все конструкции, с помощью которых ученые замещают жизненный мир, придавая ему покров "объективной, действительной и истинной" природы. Одеяние идей создает то, что мы принимаем за истинное бытие, которое на деле есть метод…» Там же. /Курсив Гуссерля/

____________________________________________________________________________