А) Главное начало 4, 17-24

Это главное начало выходит у него из непосредственно пред сим сказанного. Сказал он пред сим, что Господь дал Церкви и всему роду человеческому особых лиц для научения людей спасению и для руководства на пути к нему,— чтоб мы, люди, не увлекались всяким ветром учения, не жили во лжи человеческой под коварством козней льщения, но, истинствуя в любви, возращали все во Христа — главу Церкви, потому что иначе нельзя быть христианином. По ходу мыслей следовало бы помянуть: вы призваны к сему спасению и вступили на прямой путь к Нему. Но как он неоднократно поминал уже об этом, да и здесь намекает не слегка (ст. 20 и д.), то прямо делает из того вывод: итак, вам не следует уже держаться тех порядков жизни, от которых вы избавлены, а следует все возращать во Христа. Как они были язычники, то Апостол и очерчивает кратко, но полно худобу жизни язычников в нравственно-религиозном отношении, для уяснения — чего же именно удаляться должно (ст. 17 — 19). То же, как все возращать во Христа, выясняет тем изменением, какое производит благодать в верующих при самом вступлении их в путь вслед Христа, чрез таинства, полагающие начало жизни во Христе (ст. 20 — 24). То и другое коротко: отложить ветхого человека и облещися в нового. Это и значит — отложить язычество и действовать, как свойственно христианам. Таково главное начало!

Стих 17. Сие убо глаголю и послушествую о Господе, ктому не ходити вам, якоже и прочии языцы ходят в суете ума их.

Сие убо глаголю... Как бы так: всю эту речь я вот к чему веду. Цель слов моих та, чтоб вы сами увидели, как вам теперь следует жить. А чтоб у вас никакого уже не оставалось сомнения, что так и должно, во свидетели привожу Господа — послушествую о Господе. «При свидетеле Господе сказую сие» (Феодорит). «Господа свидетелем ставлю, что слрво мое неложно» (Феофилакт). Примите его потому не как мое, а как Божие, как бы оно исходило из уст Самого Господа. «Так-то, преподавая учение истинное, не убеждать только должно, но и устрашать и Богу предавать» (Экумений), напоминая, что Сам Бог предстоит им (Феофилакт) и смотрит, куда клонятся расположения их сердца при учении, и что потому мало одного внешнего мановения в изъявление согласия, а требуется и приятие его всем сердцем.

Ктому не ходити вам, якоже и прочии языцы ходят. Не ходити,— «помня звание, которое есть призвание к святости, не возвращайтесь к жизни, какую вели вы прежде призвания» (святой Дамаскин),— и какую продолжают вести непризванные язычники. Мог Апостол и прямо сказать: не живите так и так; но он указал на пример язычников, потому что в примере яснее дело и речь при нем может быть короче, оставляя самим привесть на мысль многое, не захваченное словом, особенно для ефесян, которые и сами знали опытно всю худобу языческой жизни. И к тому могло это служить, чтоб, если кто держался еще чего достойного обличения, принял Урок себе на ум под таким прикрытием без горечи (Экумений и Феофилакт). Святой Златоуст говорит: «Не сказал: не ходити вам, якоже вы ходите, так как это могло уязвить их, но указал на других, хотя выразил то же самое. Также поступает он и в послании к Солунянам, когда говорит им: не в страсти похотней, якоже и языцы (1 Сол. 4, 5). Вы оставили, говорит он, языческие верования, но это всецело зависело от Бога, а я требую того, что зависит от вас, — именно: жизни и хождения по Богу. Это ваш долг, а я призываю Бога во свидетели своих слов,-того именно, что я не умолчал, но сказал, как вам должно вести себя».

Не ходити... в суете ума их.

Ум — высшая сторона человеческого естества, где сознание и произволение, или свобода и самодеятельность. Это слово обнимает весь строй нравственно-религиозной жизни, то, где человек действует своим сознанием и свободою, установившийся образ мыслей, правила жизни, надежды, цели, начинания, средства и приемы, — все круговращение жизни, за которое не заходит человек ни мыслию, ни желанием. Глядя на язычников с этой стороны, Апостол находит, что в них качествует суета ума. Ум, по первоначальному своему назначению, должен бы, возгревая страх Божий, заставлять человека быть верным совести в надежде блаженной будущности. Но по падении, сила которого во всей полноте раскрылась среди язычников, ум не выполнял такого назначения. Среди язычников Бог забыт, место совести заняли обычаи, вместо будущих благ преследуются настоящие. Рай на земле хотели устроить — чувственный, из чувственных благ, своими подручными средствами. Все сюда и направлено было. Как это призрачно, то справедливо названо суетою ума. Ум стал вместо существенного преследовать пустое, непрочное, неудовлетворяющее. Суетится, а пользы нет,— не только для будущего, но и в настоящем-то, в коем он гонится схватить призрак счастия, всегда от него убегающий.

Хорошо изображает это состояние святой Златоуст. «Что такое суета ума? Занятие суетными предметами. А что суетно, как не настоящее, о котором говорит Екклезиаст: суета суетствий, всяческая суета (Еккл. 1, 2)? — Но скажет кто-либо: если то и то суетно и ведет к суете, то для чего же оно существует? Если притом это — дело рук Божиих, то как же оно будет суетно? И много есть подобных возражений касательно этого предмета. Но послушай, возлюбленный! Не дела Божий назвал Екклезиаст суетными, отнюдь нет: не небо суетно, не земля суетна, нет! — Ни солнце, ни луна, ни звезды, ни наше тело. Ибо все это — добро зело. Что же суетно? — Послушаем, что называет суетою сам Екклезиаст: насадих ми винограды... сотворих ми поющих и поющая... сотворих ми купели водныя... и стяжание скопа и стад много ми быстъ... собрах ми злато и сребро... и видех, яко вся суета (Еккл. 2, 6—11). Послушай, что говорит и Пророк: сокровиществует и не весть, кому соберет я (Пс. 38, 7)! Поэтому суета сует — великолепные здания, обилие и избыток золота, толпы невольников, шумно бегущих за тобою по площади, гордость и тщеславие, высокомерие и надмение,— все это — суета, ибо произошло не от Бога, но произведено людьми. Почему, однако ж, это суетно? — Потому что не имеет никакой доброй цели. Суетны деньги, когда их расточают на удовольствия, но не суетны они, когда их употребляют на вспомоществование бедным. Когда ты употребляешь их на удовольствия, посмотрим, какое отсюда происходит следствие? — Тучность тела, головная боль, разленение, внутренний жар, расслабление всего тела. Как тот, кто стал бы наливать воду в просверленный сосуд, трудился бы напрасно, так и человек, предающийся удовольствиям, наливает воду в просверленный сосуд. — Еще суетными называют несбыточные честолюбивые замыслы, они действительно суетны, ненадежны, безрассудны; вообще суетным называют то, что ни на что не полезно. Посмотри же, не таковы ли дела человеческие? — Да ямы и пием, утре бо умрем (1 Кор. 15, 32). Какое же отсюда следствие, скажи мне? — Тление. Мы облекаемся в дорогие одежды и наряды: и что пользы от этого? — Ничего. Так мыслили некоторые и из эллинов, но — вотще. Они вели строгую жизнь, но по-пустому, не имея в виду никакой полезной цели, поступая так из тщеславия, для снискания почета от толпы. Но что такое честь? — Ничто.— Видишь ли, что все суета? — Поэтому и сказал Апостол (об язычниках): в суете ума их».— После сего святой Златоуст изображает суетность языческой веры, что почитали Богом дерева, камни, огонь, воду, солнце. И это все, говорит, языческая суета ума. — «Впрочем, — прибавляет потом, — здесь Апостол выразился так об их жизни. Язычники предаются блуду и прелюбодеянию. Чего и должно ожидать от их веры. Изобретая себе таких богов, они согласно с этим поступают и во всем. Если они могут скрыть (свои поступки) от взоров людей, то нет уже ничего, что могло бы удержать их от худых дел. Может ли, в самом деле, иметь для них какую-либо силу учение о воскресении, когда они считают его басней? — А о мучениях в аду? — Для них и это — басни: и заметь здесь внушение сатанинское. Когда им рассказывают о распутстве их богов, они не называют этого баснями, но верят. А когда им будут говорить о наказаниях, то они говорят, что это поэты выдумывают все такие басни для того, чтобы повсюду расстроить счастливый порядок жизни. Но философы, говорят они, изобрели нечто, вполне заслуживающее внимание и лучше этих басней. Какие же это философы? — Ужели те, которые выдумали судьбу и утверждают, что все существует без Провидения, нет зиждительного Промысла, все сложилось из атомов? Но, говорят, другие признавали Бога. Какие же это, скажи мне? - Не те ли, которые производят души человеческие от душ собак и уверяют людей, что в известное время тот или другой из них был собакой, львом, рыбой? — Доколе не перестанете пустословить?!»

Стих 18. Помрачены смыслом, суще отчуждени от жизни Божия, за невежство сущее в них, за окаменение сердец их.

Когда ум — дух — так ниспал и запутался в суету весь, тогда естественно было и всем силам души, жизнь коей, по строю естества нашего, — в духе, не только принять превратное направление, но и замереть. Они и замерли. Жизнь мысленной силы — свет ведения. Когда осуетился ум, света сего не стало, и смысл помрачился. Выпали из него здравые понятия о себе, о цели своей последней, о том, зачем настоящая жизнь, что ожидает его в будущем: все это забыто, забыт и Сам Бог и свои к Нему отношения. На место этого внедрились убеждения,— не выражаемые словом, но тем не менее строго содержимые, - что жизнь настоящая — все, что средства ее у тебя под руками и что сам ты с своим разумом и силами творец своей участи и хранитель ее, и больше ничего тебе не нужно, за себя стой, себя береги, себя питай — и довольно. Такие и подобные убеждения составляют руководящие начала для тех, у коих осуетился ум, или ниспал дух и заглушён. Святой Златоуст говорит, что у кого какая жизнь, у того такого же рода придумываются и догматы. И как они все ложны, ложь же — тьма, то и окружают человека тьмою. «Подобно тому, как, погрузившись глубоко в воду, мы не можем видеть солнца, потому что над нами вода составляет как бы какую стену, так и в мысленных очах происходит» омрачение от превратных понятий, наполняющих голову. Тут же «многочисленное стечение житейских дел помрачает ясность ума и держит нас в темноте». — Вот что значит: помрачени смыслом.

Особенно это омрачение выражается относительно охранения и безопасности жизни. Взяв на свою опеку блюсти себя и о себе промышлять, осуетившийся умом при всех мощных своих средствах постоянно находится в страхе. Святой Златоуст пространно изображает это состояние — плод омрачающего суеверия, поставленного на месте Промысла Божия. «Осуетившиеся умом как в рассуждении догматов, так и касательно жизни все говорят и делают так, как бы находились в темноте; человек, окруженный мраком, не видит ничего пред собой: он веревку принимает за ползущего змея или, зашедши в темное место, Думает, что его готов схватить человек или демон. И сколько тут страха и беспокойства! Подобных же вещей боятся (и язычники). Тамо убояшася страха, сказано, идеже не бе страх (Пс. 13, 5), а чего бы следовало страшиться, того они не страшатся, но подобно тому, как дети, находясь на руках у своих кормилиц, неразумно протягивают руки к огню и смело порываются к зажженному светильнику, а между тем боятся человека в одежде из козьей волны, так и эти эллины — настоящие дети, как и сказал об них некто: «Эллины — всегда дети». Того, что не составляет греха, они боятся, как то: телесной неопрятности, одра, занимаемого мертвецом, погребения мертвых, роковых дней и тому подобного. А того, что составляет настоящий грех, как то: сладострастной любви к отрокам, прелюбодеяния, блуда,— они и не думают считать за грех. Ты можешь видеть, как язычник обмывается после мертвеца, но от мертвых дел он не омывается никогда. Он много прилагает старания о приобретении денег и в то же время думает, что пение курицы по-петушью может иметь влияние на его счастие. Так они помрачены смыслом. У них много примет, устрашающих их. Например, такой-то, говорит иной,— первый встретился со мною, когда я выходил из дому: выйдет непременно тысяча неприятностей для меня. Сегодня ненавистный слуга, подавая мне сандалии, поднес наперед левую: быть большим бедам и напастям. Сам я, выходя из дому, ступил за порог левою ногою: и это предвещает несчастия. Это домашние неудачи. Когда же я вышел из дома, у меня правый глаз мигнул: это предвещает слезы. Равным образом и женщины,— когда при ткании то заденется что одно за другое, то издастся звук, — считают то за предвещание несчастия. И тысяча других у них достойных смеха суеверий. Закричит ли осел или петух, чихнет ли кто,— что ни случится, все тревожит их, так что они, как я сказал, как будто скованы тысячами уз и находятся во мраке и гораздо большем порабощении, чем невольники. Но мы не будем таковыми; напротив, осмеявши все такие суеверия, как чада света, как небесные граждане, не имеющие ничего общего с землею, — будем считать для себя страшным один только грех и оскорбление Бога. Если же мы удаляемся от греха и стараемся не оскорблять Бога, то будем смеяться над всем другим, равно как и над первым виновником греха — диаволом».

Суще отчуждени от жизни Божия, то есть «от жизни по Богу» (Феофилакт). «Обличает Апостол беззаконие их жизни, ибо жизнию Божиею назвал он жизнь добродетельную» (Феодорит). Когда свет истины освещает мысленную область человека, тогда при свете сем бывает ясен и путь истинной жизни, чем сильно возбуждается энергия деятельных сил к тому, чтобы устремляться по сему пути. Когда же смысл омрачится, путь жизни истинной закрывается, и энергия идти по нему падает. Омраченные смыслом естественно и жизнию истинною не живут, отчуждаются от нее, оставляют ее.

Под жизнию Божиею Апостол не мог разуметь жизнь благодатную, а разумел ту жизнь по Богу, какую могли иметь язычники, следуя указаниям, какие давали им остатки образа Божия в падшем. Ум, или дух, человека первоначально назначен для жизни в Боге и по Богу. По падении он обессилел, но не уничтожился. Убеждение, что есть Бог и что Ему следует благоугождать, осталось у всех, и, где его не заглушали, являло плоды свои. И все язычники могли жить под действием страха Божия, по требованиям совести, в надежде будущего воздаяния.— В этом существо естественной религии и возможная для всех жизнь Божия вне благодати. И кто не имеет ее, тот виновен. В этой вине Апостол обличает всех, потому что преобладающий дух жизни язычников был таков. Забыли Бога, не внимали совести и жили только для настоящего, как будто Бога и другой жизни не было. Такова же жизнь и у тех, кои работают греху и страстям и среди христиан. Целые города и общества могут быть таковы. Тогда и к ним будет относиться Апостольское слово: отчуждени от жизни Божия.

За невежство сущее в них, за окаменение сердец их. Некоторые говорят: омрачение смысла — за невежество, а отчуждение от жизни Божией — за окаменение сердец. Но омрачение смысла с невежеством одно и то же. Потому лучше то и другое относить к отчуждению от жизни, как причину, способствование или наказание. Отчуждение от жизни Божией последовало за невежеством и окаменением сердца как следствие. Когда началось такое отчуждение, невежество и окаменение сердца способствовали укоренению его, а когда оно укоренилось, то и Бог закрепил его за ними, как наказание: предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная... Предаде их в похотех сердец их... предаде в страсти безчестия (Рим. 1, 28, 24, 26). Но, собственно говоря, все эти три — омрачение смысла с невежеством, отчуждение от жизни Божией и окаменение сердца, идут вместе как прямое следствие осуечения ума, или заглушения духа. Светлость смысла, или ведение истины, падая на сердце, возбуждает в нем сочувствие к себе и образует побуждения к жизни по истине, или по Богу. Когда смысл омрачится и истины выпадут из него, сердце, не получая впечатлений, не дает и возбуждений к жизни — и она останавливается, и пути ее закрываются. Отчуждение от жизни, сим образом начавшееся, огрубляет сердце; огрубевающее сердце в свою очередь усиливает отчуждение от жизни и сгущает мрак в смысле. Так одно другим поддерживается, и круговращение жизни — не по Богу зреет. Божие становится непонятным, неприятным и в планы не входит. Жизнь духовная замерзла. Мертвенность сия очевиднее всего выражается окаменением сердца, но и все другое вместе тут же. Святые отцы выражают это состояние совместностию — неведения, нерадения и нечувствия. Пробуждающиеся от жизни такой больше всего страждут от нечувствия. — Когда-то когда оживет омертвелое сердце!

Такова внутренняя жизнь язычников и вообще лиц безблагодатных, не получивших благодати или заглушивших ее в себе несообразною с нею жизнию. Но каков внутренний строй, такова и внешняя жизнь, или дела и поведение. Святой Апостол изображает ее так:

Стих 19. Иже в нечаяние вложшеся предаша себе студодеянию в делание всякия нечистоты в лихоимании.

В нечаяние вложшеся — по-гречески у святых отцов выражается таким словом, которое означает ожесточение в худом — крайний предел нерадения и беспечности о добре. «B нечаяние вложшеся — απηλγηκοτες, то есть совсем разленившись, не хотя делать ничего доброго, потерявши всякий страх и сокрушение, как бы обуморенные» (Феофилакт). Замерло всякое чувство — и нравственное, и религиозное. Уты, утолсте, расшире, и забы Бога (Втор. 32, 15). Несть страха Божия пред очима его (Пс. 35, 2). Рече безумен в сердце своем: несть Бог — и предался всякому разврату вместе с другими: растлеша и омерзишася в начинаниих (Пс. 13, 1). Святой Златоуст говорит: «Сердце окаменевает, когда никакой страх не тревожит души. Это происходит от бесчувственности. Когда какой член в теле делается бесчувственным, то хотя бы ты стал жечь его или резать, — что бы ты ни делал с ним, он ничего не чувствует. Так и они — язычники — после того, как раз навсегда впали в беспечность, что им ни говори, грози им огнем или мечом,— на них ничто не подействует, ничто не убедит их. Ибо у них раз навсегда омертвело сердце. И пока ты не уничтожишь в нем этого бесчувствия, пока твое прикосновение к нему не будет так же ощутительно, как к здоровым членам, до тех пор все твои усилия будут тщетны».

Пришедши в такое состояние, предаша себе студодеянию в делание всякой нечистоты.— Предались всяким способам удовлетворения плотской похоти. Две противоположности в нас — дух и плоть. Когда дух замрет, свирепеет плоть. Человек предается всякого рода чувственным удовольствиям и сластям. «Страдали сперва беззаконием, потом, поползнувшись в жизнь беззаконную, вскоре стали страдать бесчувственностию. Потом небоязненно уже отваживаются на всякий грех, до пресыщения предаваясь растленной жизни» (Феодорит).

Святой Златоуст говорит: «Жизнь их была такою по их собственной беспечности и нерадению. Предаша себе, говорит. Итак, когда ты услышишь, что предаде их Бог в неискусен ум (Рим. 1, 28), то припомни и настоящее изречение, что они сами предаша себе. Как же предал их Бог, когда они сами предали себя? Если же они сами предали себя, то как предал их Бог? — Тебе кажется, что здесь есть противоречие. Но слово предаде значит попустил. — В делание нечистоты предали себя. Видишь ли, как Апостол лишает их извинения, сказавши о делании нечистоты? Не по стороннему увлечению, говорит, грешили они, но совершали все эти преступные действия, заботясь сами о вымышлении их. Во всякой нечистоте (и жили). Нечистота — это всякое любодеяние, блуд, сладострастная любовь к отрокам и всякое невоздержание.— У них, говорит, такой образ жизни обратился как бы в правило».

Слово в лихоимании одни понимают так, что при нечистых делах предавались и страсти к стяжаниям, которая в мирской суетной жизни не менее первой сильна. Святой Дамаскин пишет: «Любоимание есть необходимое последствие плотолюбия. Желают стяжаний, чтобы было что иждивать на удовольствия». Другие под этим словом разумеют жажду все больших и больших удовольствий — ненасытимость плотоугодия. «Лихоиманием назвал Апостол незнание меры» (Феодорит). По ходу речи у него это есть — незнание меры в плотоугодии. — Но у святого Златоуста видна мысль — незнания меры ни в чем, ни в стяжании денег, ни в изнеженной жизни. «Можно бы, говорит, им пользоваться умеренно и деньгами, и удовольствиями, и всякими утехами. Но как они не соблюли в этом умеренности, то и испортили все». Та же мысль у Феофилакта. — Экумений же пишет: «Говорит: в лихоимании, в означение того, что они предавали себя двум страстям: студодеянию и любоиманию, которые более других страстей выдаются в грешной жизни и заправляют ею; — или того, что они предавались студодеянию и нечистоте чрезмерно и жадно».

Стих 20. Вы же не тако познаете Христа.

В безобразной жизни языческой указал Апостол, чего не должно быть в жизни христиан. Теперь показывает, что должно в ней быть; и как в ней все от Христа Господа, то в Него и устремляет внимание наше. Вы же не тако познаете Христа. Познали, то есть уверовали, прилепились к Нему, сочетались с Ним в таинствах, приняли заповеди от Него и вступили в путь жизни по Нем, — опытно уже познали, что есть быть христианином, быть со Христом. Познасте — по-гречески стоит εμαθετε,— изучили, заучили, как изучивают и заучивают уроки. Чем означается не голое — умовое — познание Христа, но освоение с Ним, живое изведание Его. Не тако, говорит, познали вы сим образом Христа; не к такого рода жизни, какую указал я вам в язычниках, обязывает вас знание Христа; ничто подобное не может быть терпимо в вас. «Вы не для таких дел познали Христа» (святой Златоуст).

Или не тако означает — не даром. Указывает на великие обетования во Христе Иисусе, как бы говоря: вы приняты в Церковь Христову, истины Его вам сообщены, святое крещение преподано, отпущение грехов даровано и верное обетование Царствия за вами закреплено, — все это вам даром? Вы, все это получив, сами и рукою шевельнуть не хотите? Все бы готовы жить по-старому? — Нет, вам так не годится. «Вы не с такими условиями приняли Христа, чтобы оставаться при прежней жизни» (святой Златоуст). В том вся сущность христианства (истина о Иисусе), чтоб отложить все то ветхое и начать жить совершенно по новому закону и порядку.

Стих 21. Аще убо слышасте Его и о Нем научистеся, якоже есть истина о Иисусе.

Аще — «если», — не означает, будто святой Павел не знал, слышали ль они о Господе Спасителе: ибо иначе, как бы он написал к ним все, что писано доселе? А означает, что то положение: не тако познаете Христа и с тем, что из него выходило,—они и сами должны вывесть и содержать в уме из того, что слышали о Христе и чему от Него Самого научились, паче же из того, что от Него Самого слышали и чему от Него Самого научились, приняв Его в себя в таинствах и сердцем ощутив, что есть истина в Нем. Все так можно выразить: если вы надлежащим образом слышали и научились, то сами знаете, что вам не следует жить, как язычники. Подразумевается, конечно: но вы слышали и научились, как следует, следовательно, знаете то, как следует и жить. Святой Златоуст говорит: «Выражение: аще убо слышасте Его — не означает, будто он говорит с сомнением, напротив, показывает полную его уверенность; подобным образом он и в другом месте выражается: аще убо праведно у Бога воздати скорбь оскорбляющим вас (2 Сол. 1,6). Познание Христа в том и состоит, чтобы вести праведную жизнь. Ибо кто ведет дурную жизнь, тот не знает Бога и Им не знаем. О сем Апостол говорит в другом месте: Бога исповедуют ведети, а делы отмещутся Его (Тит. 1, 16)».

Выражение, употребляемое здесь Апостолом: слышасте Его, о Нем научистеся, — дает мысли его особый оттенок, очень важный, ибо показывает, что христиане Самого Господа слышат и в Нем, — чрез общение с Ним живое пребывая в Нем,— научаются. Не всякий слышащий и научающийся о Господе от другого лица слышит Его в себе слово и научается в Нем. Ибо для этого надо к первому слышанию многие бы дополнить условия,— живую веру, крещение и готовность жить по заповедям Господа, не жалея живота. Но что Действительно тот христианин,— который исполняет все уставы, точно слышит Христа в себе глаголющего, об этом свидетельствует святой Иоанн Богослов в том пункте, где говорит о помазании, что оно всему учит: ибо хоть здесь о Духе Святом говорится, но Дух и Господь едино суть (1 Ин. 2, 27). Кто достиг до такого состояния, что может различать и понимать глас в себе Христов, тот достиг полного обновления и освящения естества своего. Грех уже им не обладает; он ходит в обновлении жизни светлой, как светел Воскресший Христос,— по самому порядку жизни, качествующей в нем, чужд всего языческого,—человек ветхий уже отложен, и обновление ума в нем во всей силе. Держа эту мысль, можем в слове: аще убо... видеть надлежащее условие, не имея нужды прибегать к сторонним пояснениям.

Такая мысль у блаженного Иеронима. «Если бы все, которые, по-видимому, должны слышать Христа, слышали Его действительно, то святой Апостол никак не сказал бы ефесянам и вообще всем, кому открывал тайны Христовы: аще убо слышасте Его. Изучить Христа есть то же, что уметь добродетельствовать, и речение: слушать Его, не различается от того, как если бы кто сказал: слушать мудрость, правду, мужество, воздержание и прочее, чем Христос именуется. Кто таким образом выслушал Христа и изучил Его, тот не станет более ходить в суете ума своего, не омраченный смыслом будет шествовать, не будет отчужден от жизни Божией, но будет иметь ведение, и вся слепота спадет с очей сердца его, потому что впущенный во внутренний мрак свет разгонит в нем всякое неведение. Когда это возымеет он, то не будет уже предавать себя студодеянию, не будет делать всякую нечистоту в лихоимании, преступая уступленные ему в этом границы в браке. Если же и случится ему иногда быть одолету какою-либо страстию, он поболит о ране своей и потерпит мучения совести,— за то, что потерял свободное дерзновение и чистоту непорочного ума. Будем же учиться у Христа и слушать Его. Христос говорит нам в Церкви чрез слово Свое и пастырей Церкви. Но не должно отчаиваться достигнуть и того, что Он некогда и Сам возглаголет в сердцах наших и Сам лично научит нас, не употребляя для сего стороннего орудия: только не будем поддаваться греху, не попустим, чтобы похотные сласти овладевали телом нашим».

Якоже есть истина во Иисусе. Якоже — καθως как: — научились, как есть истина во Иисусе, «какова истина во Христе Иисусе» (святой Златоуст); в чем она состоит? — В том, чтобы отложить ветхого человека и облещись в нового. Истина во Иисусе не теория, а жизнь и дело. Кто отложил ветхого человека и облекся в нового, тот и имеет истину во Иисусе. В ком этого нет, в том нет и истины Иисусовой. И свидетельство сей истины заключается в отложении одного и в облечении в другого. В крещении это и совершается, и не номинально, а действительно. Кто воспринял силу крещения, тот самым делом испытывает, что прежнее в нем все умерло, а живет новое, чего он не знал и не ощущал. Царствие Христово, — то, что дается во Христе, — не слово, а сила. Тут делом совершается: аще кто во Христе, нова тварь. Что после сего предлежит делать? — Хранить данное и давать простор ему действовать и осуществляться, как долг в отношении к раю был — делати и хранити.

Стих 22. Отложити вам, по первому житию, ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных.

Поелику в крещеных уже совершилось сие отложение, и ветхий человек умер, то отложити надо понимать не как заповедь, а как извещение о совершившемся деле. Та истина о Иисусе, - что вы отлагаете ветхого человека, как только приступаете к Нему и крещаетесь.

В сем отношении первые слова: вы же не тако познаете Христа... будут значить еще: вы же не без ничего познали Христа, не ведение только о Нем приняли и не имя только от Него заимствовали, но вы совсем изменились, совсем стали новы; тот ветхий человек, по коему вы жили, умер в вас, вы отложили его. И, кажется, это прямая мысль Апостола, идущая еще от того обязательства, чтобы возращать все во Христа. Ибо, сказавши об этом, он тотчас и навел: сие же глаголю, — не жить вам по-язычески. Почему же? — Ибо та жизнь, говорит, уже умерла в вас, как только приступили к Христу. Вы познали Христа не так-таки — без всего,— а с вами вот что произошло: вы отложили.

Но это совершается не как-нибудь механически. Тому предшествует решение воли, которое и запечатлевается благодатию; отсюда нравственное обновление, сознаваемое и чувствуемое. Чувствующий это уже не покорствует похоти, а попирает ее и отревает, как нечто для него чуждое. Апостол говорил ефесянам: это вы уже испытали в Нем. Урок нравственный отсюда все же выходил: видите, как не пристало вам касаться прежней жизни, ибо свобода не отнимается новым рождением.

Что именно отложили, понятно из предыдущего. Две черты новые прилагаются: тление и прелестность. Или и третья — ветхость. Ветхий человек определяется прежним житием. Житие αναστροφη — все, в чем прежде вращались, и внутренне, и внешно, как изобразил пред сим святой Павел. Если б Апостол сказал только: совлекаетесь ветхого человека, то мог бы иной недоумевать, что это за ветхий человек, а когда при этом слове стоит: по прежнему житию, — тому, в котором всякий из слышавших то слово сам вращался, — то для всех понятно было, что это за ветхий человек. Понятно для них и то, что значит: отложити, ибо сознавали и чувствовали, как отпала сия ветхость от них,— отпала, как проказа чешуею спадает с исцеленного прокаженного, и понятия, и вкусы, и позывы, и планы — все прежнее отпало, как бы того не было. Озирались назад и смотрели на это, как на сброшенную одежду — чужую будто.

Прежнюю жизнь в язычестве определил святой Павел так, что это была жизнь в суете ума, в слепоте, нерадении и бесчувствии, и в полном рабстве страстям, особенно похоти плотской. Это и есть ветхий человек. Говорит еще теперь, что такой человек тлеет. Эгоистическая жизнь в самоугодии и страстях разлагает, истощает и снедает естество человеческое. Ибо тогда человек бывает не в своей атмосфере. Как зараженным воздухом дышащий все более и более истлевает жизнь свою, так губит естество свое живущий во грехе и страстях. Но тлеет он, а никогда не истлеет. Разъедающая тля все более и более проникает его, точит и снедает. Так всю жизнь, так и всю вечность, если не покается и не обновится во Христе.

Тлеет в похотях ветхий человек. Похоть дает мысль только о плотских сластях, которые в ветхом человеке ярче других слабостей выдаются. Но под сим словом можно разуметь и все страсти, в коих живет обычно самоугодливый человек. Похоть будет всякое самоугодливое пожелание, в удовлетворении которого ничего не имеется в виду, как только себя утешить и усладить. Прелестны сии похоти, потому что манят, обещая горы счастия, а ничего не дают, когда действуют по их влечению; прелестны еще и потому особенно, что умеют прикрыть свой обман, так что неудовлетворенный не похоть винит в обмане, а себя укоряет в неумении попользоваться ею как следует. Это прельщение и держит всякого во власти похотей без замечания и чувства пагубности такого рода жизни и без чувства тяготы ига рабства, налагаемого страстями. Святой Златоуст говорит: «Похоть растлевает и губит самое существо человека. Пагубно славолюбие, многих погубили удовольствия, обманула похоть. Впрочем, все это не составляет удовольствия в собственном смысле, но есть горечь, обман, подлог и тень. Наружная сторона этих предметов приманчива, но сами в себе они не что иное, как тяжелое бремя, влекущее за собою великую нищету, пустоту и бедность. И если ты снимешь с них эту личину, откроешь их настоящее лицо, то увидишь обман. Ибо в том и состоит обман, когда что-нибудь показывается нам не тем, что оно есть, но Представляется тем, чего в нем нет, что и бывает причиною ложных суждении о том или другом предмете».

Стих 23. Обновлятися же духом ума вашего.

Та истина во Иисусе, что вы в Нем отлагаете ветхость и обновляетесь духом ума. Что значит дух ума? — Поелику сказал: духом ума вашего, то очевидно, что святой Павел не разумеет здесь Духа Святого, а что-нибудь из находящегося в человеке. Высшая сторона человеческого естества называется то умом, то духом. Здесь соединены оба названия вместе: духом ума, то есть духом — умною силою вашею. Создан человек так, чтобы духом, или умом, жить в Боге. Если б он не отпадал от Бога, то жил бы все в Боге духом своим. Бог давал бы силу духу его властвовать над всеми силами души и тела и править всеми их потребностями. Но когда отпал человек от Бога, дух его силу потерял, и над ним стали властвовать душевные и телесные силы, расплодив и множество страстей похотных. Если, как видели, у Апостола эта похотная, страстная телесно-душевная жизнь составляет ветхого человека, который отлагается во Христе Иисусе, то очевидно, под обновлением духом ума он указывает восстановление духа нашего в его правах по созданию, высвобождение его из-под ига страстей и возвращение ему власти над всеми силами человеческого естества, под тем условием, что сам он теперь в Господе Иисусе Христе воссоединяется с Богом.

К понятию, что есть дух ума, могут вести и обычные у нас выражения, например, дух какого-либо писания. Этим означаются существенные, характеристические черты того писания. Можно полагать, что и дух ума означает существенные, характеристические свойства ума. Судя по сему, слова Апостола: вы обновляетесь во Христе Иисусе духом ума вашего, будут означать: уму вашему во Христе Иисусе снова возвращаются существенные, характеристические черты его, Богом ему дарованные в сотворении и потерянные им в падении. Не это ли значат и слова святого Златоуста: «Духом ума, то есть духом, который в уме вашем!?» Но у Феодорита прямо говорится: «Духом ума нарек духовное стремление ума». Ум, или дух, по естеству — высшая сила наша, вся обращенная к Божественному. В нем сокрыто непосредственное ведение, что есть Бог, с чувством всесторонней от Него зависимости и с сознанием обязательства покорствовать Ему строгим исполнением воли Его, которая в том же Духе, или уме, и начертана, и составляет скрижали закона совестного, исполняя которые он чает и угодным всегда быть Богу, и всегда в Нем блаженствовать, не во времени только, но и паче в вечности, отчего он и не находит довольства ни в чем тварном, хотя бы обладал всем миром. Все сии черты ума, или этот дух ума был потерян чрез падение, в Господе же Иисусе Христе восстановляется, — иначе сказать: сим духом ума обновляется человек во Христе Иисусе и жить начинает всегда пред Богом, всегда в строгой верности воле Его, по совести, просвещенной заповедями, всегда с отрешением от всего тварного и с чаянием несомненным блаженства в будущем. Восстановляет его благодать Святого Духа, чрез сочетание с Господом. В этом акте возвращается ему и природная власть над душою и телом, вследствие чего и начинает он править всем своим,— и внутренним, и внешним.

Стих 24. И облещися в новаго человека, созданаго по Богу в правде и в преподобии истины.

Истина в Иисусе та, что вы не отлагаете только ветхого, но и облекаетесь в нового человека. Кто сей новый, видно по противоположности ветхому: видно также и из предшествующего указания на обновление духом ума. Но Апостол полнее определяет его здесь, в его происхождении, в его свойствах и направлениях его деятельности. Новый человек созидается вновь, или воссозидается, возрождается путем сверхъестественным. К уму, омраченному суетою, приходит благодать и пробуждает в нем страх Божий; страх Божий оживляет совесть; пробужденная и встревоженная совесть поражает безнадежностию и заставляет искать примирения. Евангелие указывает его во Христе Иисусе: Христос объемлется верою и сочетавается с верующим в купели крещения, исполняет его благодатию Духа в миропомазании. Так, приступивший к Господу примиряется с Богом и посвящает себя на служение Ему, чувствуя, что принял силу, яже к животу и благочестию. Так начинается новая жизнь, которая есть жизнь по Богу, в правде и преподобии истины.

Созданный по Богу есть то же, что созданный по образу Божию (Кол. 3, 10). Как в начале создан человек по образу Божию, так теперь вновь воссозидается в тот же образ, воссозданный по Богу, и живет потом по Богу, то есть в жизни его первая забота — сохранение должных отношений к Богу, или богобоязненность, чтоб всегда хранить мирное общение с Богом и иметь к Нему дерзновение и доступ. Новый человек живет духом в Боге. Утверждаясь же в Боге, он нисходит и в круг жизни и является здесь совершенно праведным, ревнуя исполнить всякую правду, всякое ведомое определение воли Божией, чтоб ни в чем не погрешить пред Ним и ничем не омрачить своей совести. В этом настроении он есть правый, каким создан первоначально первый человек. Говорится: созданаго в правде — не «на Правду», а уже «в правде». Так, из купели выходит на свет новый человек с таким внутри строем, чтобы ревностно исполнять всякую правду в чувстве силы, на то благодатию в него влиянной. В преподобии то же значит, что и в правде. Преподобие прилично тому, кто во всем совершенстве исполняет то, что подобает. «Что есть преподобие? — спрашивает святой Златоуст,— и отвечает: Что чисто и согласно с требованием долга». Или, может быть, правда означает более деятельную сторону добродетели, а преподобие — более внутреннюю чистоту и непорочность чувств и расположений. Истины — относится и к правде, и к преподобию, и показывает, что новый человек воссозидается в правде истинной и преподобии истинном; не кажется только таким, но действительно таков, не пред людьми только, но и пред Богом. В ветхом человеке все прелесть (ст. 22), все призрачно, а в новом все истинно, все так есть, как чему следует быть и как сама Истина — Бог определяет.

Вот какими христиане соделываются во Христе Иисусе по истине Иисус Христовой.

Под новым и ветхим человеком разумеется нравственно-религиозный характер человека, а не лица какие особые от человека. Человек один, но то он живет в самоугодии и страстях, то посвящает себя Богу и всем Богу угождать ревнует. В первом случае он ветхий, во втором — новый человек. Святой Златоуст: «Дабы кто не подумал, будто он выдумывает иного человека, когда говорит о новом и ветхом человеке, он говорит: обновлятися. Обновление происходит тогда, когда обветшавшее принимает другой вид, гак что предмет остается один и тот же, но происходит перемена с его случайными свойствами.— И облещися в новаго. — Видишь, что предмет один, а одежды две: одна, которая совлекается, и другая, в которую облекаются? — Почему он представляет человека под именем добродетели? И также под именем порока? — Потому что для того, чтобы определить свойство человека, нужно указать на его деятельность. Таким образом, действия человека не меньше, чем естественные его свойства, показывают, добр он или не добр. Как легко разоблачить (раздеть) человека, так же легко по добродетели или пороку видеть свойства его».— Та же мысль и у Феодорита: «Ветхим человеком назвал Апостол не самое естество, но действенность греха. Ибо крещаемый слагает с себя не тело, но оскверненную греховную одежду; новым же человеком нарек жительствующего по евангельскому законоположению. А человеком назвал и добродетель, и порок, потому что людьми они совершаются».

Блаженный Иероним говорит, что облещися в нового человека есть облещися во Иисуса Христа (Рим. 13, 14), ибо Он есть истинно новый человек. И прибавляет: «Итак, кто подражает Его жизни и все Его добродетели в себе показывает, бывает кроток, как Он был кроток и смирен сердцем, и полагает душу свою за други своя, как Тот положил за овцы Своя; будучи биен — не отвечает, и злословим будучи — не противозлословит, но препобеждает гордость смирением; тот облекся в нового человека и может говорить со Апостолом: живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20). И: подражатели мне бывайте, якоже аз Христу (1 Кор. И, 1). Такой исполняет и слова Иоанна Богослова: глаголяй в Нем пребывати, должен есть, якоже Он ходил есть, и сей такожде да ходит (1 Ин. 2, 6)».

Святой Златоуст, сказавши, во что и как облекаются христиане в крещении, прибавляет, что намерение у Апостола при сих словах то, чтобы побудить всех «не жить больше по влечению похотей прелестных, но по заповедям Божиим.— Наш долг не совлекать уже более с себя этой одежды оправдания, которую Пророк называет одеждою спасения (Ис. 61, 10), чтобы нам сделаться подобными Богу. Апостол хочет, чтобы мы не один день, не два, не три, но всегда пребыли в добродетели и никогда не снимали с себя этой одежды. Ибо не так непристойно человеку быть нагим по телу, сколько быть обнаженным от добродетели. При телесной наготе его непристойное положение видят такие же рабы, а там — это видит Господь и Ангелы.— Как же простит нам Бог, если мы погубим эту одежду? — Обнажим себя от денег, чтобы не обнажиться от праведности. Одежда, состоящая в деньгах, повреждает одежду оправдания. Чувственные наклонности также лишают нас этой одежды, ибо они суть огонь, а такой огонь сожигает сию одежду. Богатство также есть моль: и как моль поедает все и не щадит даже шелковых одежд, так и богатство не щадит нашей истинной одежды. Итак, оставим все это, дабы нам быть праведными, дабы облечься в нового человека. Не оставим у себя ничего ветхого, ничего преходящего, ничего тленного. Добродетель не тяжела, не неудобоисполнима. Не видишь ли тех, кои проводят жизнь в горах? — Они оставляют и свои домы, и жен, и детей, и все свои занятия и, удалившись из мира, облекаются во вретище, заключают себя в тесной келье... Изнуряют себя постом и постоянным голодом. Если б теперь я предложил вам это, не отказались ли бы вы все от такого предложения? — Но я не говорю этого... Даже что скажу еще? — Пользуйся и банями, имей попечение и о теле, ходи и на площадь, имей у себя дом, имей и слуг, употребляй и яства и напитки, — изгони только отвсюду корыстолюбие. И не говори мне, что те (отшельники) имели особые силы к такой строгой жизни, ибо многие, гораздо тебя слабее, и богаче, и изнеженнее, вступали в эту суровую Жизнь. Но что я говорю о мужах? — Девы, воспитанные в неге, — эти девы, быв объяты внезапно огнем Христовым, оставили всю свою роскошь и пышность и, забывши о своей изнеженности, подобно храбрым борцам, вступили на поприще подвигов.— Такую имеет силу огонь Христов, так благое изволение превышает самую природу! — Однако ж ничего такого я не требую от вас, потому что вы хотите, чтобы жены опередили вас на поприще благочестивой жизни. По крайней мере, делайте то, что не трудно: удержите свою руку от непозволительного, удержитесь от бесстыдных взглядов. Что в этом трудного, скажи мне? Что тяжелого? Будьте справедливы, никому не делайте обиды — ни бедный, ни богатый, ни продавец, ни наемщик. Вступай в брак, имей детей. Велик точно подвиг (отшельничества), высока скала та... и ты не в состоянии подняться на нее? — Имей же хотя меньшее и достигни нижайшего. Ты не можешь раздать своих денег? - Не похищай, по крайней мере, чужих, и не обижай других. Ты не можешь поститься? — Не отдавайся, по крайней мере, сластолюбию. Ты не можешь лежать на тростниковом ложе? — Не устрояй, по крайней мере, себе одров, обитых серебром, но употребляй одр простой и ложе, сделанное не напоказ, а для отдохновения; равно не устрояй одров и из слоновой кости; стесняй себя. Если будешь вести скромную жизнь, то не будешь бояться ничего: ни зависти, ни воров, ни козней. — Я не говорю тебе: услуживай больному; прикажи, по крайней мере, это своему слуге. Видишь ли, как это не тяжко?».