НИКЕЙСКОЕ ЦАРСТВО ЛАСКАРЕЙ. ТРАПЕЗУНТСКОЕ ЦАРСТВО В XIII в. СЕЛЬДЖУКСКИЕ СУЛТАНЫ И НАШЕСТВИЕ МОНГОЛОВ 10 страница
«Кажется, он хочет, чтобы я за свой проступок оставил престол, но кому отдаст он царство? Каковы произойдут последствия для империи?А если другой окажется неспособным к столь великому служению? Кто поручится, что я буду жить спокойно, и что станется с моею семъею? У какого народа видано что-либо подобное, и бывало ли у нас, чтобы архиерей мог делать безнаказанно такие вещи? Не понимает разве он, что вкусившему блаженство царской власти нельзя расстаться с нею иначе как вместе с жизнью. Покаяние определено Церковью, и разве его не существует для царей? Если не найду его у вас, то я обращусь к другим Церквам и от них получу врачевание. Решайте сами».
Еще несколько раз уговаривали Арсения, но он прогнал и царского духовника Иосифа. Оставалось «устроить обстоятельства». Из среды патриарших чиновников явился ложный доносчик, письменно обвинивший Арсения в том, что он дружил с изменником-султаном Изз ад-дином Кей-кавусом II, мылся с ним в патриаршей бане, украшенной крестами, и т. д. Созван был Собор для суда над Арсением, приглашены и восточные патриархи. Дважды вызывали Арсения, и оба раза он не явился на Собор. Не дожидаясь третьего вызова, Арсений явился к царю, который принял его ласково. Приказав служить обедню в дворцовой церкви, Палеолог повел туда Арсения, держась за его мантию, чтобы патриарх как бы сам ввел его в храм и тем уничтожил отлучение. Арсений заметил эту хитрость, вырвал мантию и со словами: «Зачем крадешь мое благословение» — поспешил «орлом» вон из дворца. С трудом отстояв обедню, Палеолог призвал архиереев и потребовал покончить с патриархом, обещая им великие милости. На последнем заседании Собора, опять в отсутствие обвиняемого, Арсений был присужден к низложению, но за неявку на суд. Клевета доносчика и Собору была очевидною. Лишь Александрийский патриарх Николай отказался осудить невинного.
Выслушав приговор, Арсений воздал хвалу Богу и сказал своим клирикам:
«Дети, Божьей воле нужно повиноваться. Простим друг другу обиды. Охотно ухожу, куда угодно Богу, вы же проверьте книги и ризнииу, чтобы не сочли меня святотатцем. Эту одежду, книгу и три золотых, заработанные мною перепиской, беру с собою».
Ночью пришли за Арсением, отвезли его на пустынный остров Проконнис (нын. Мармара) и заключили под стражу в тесной келье (1267).
Столичное население волновалось. Патриарха за строгую жизнь считали угодником при жизни. Палеолог созвал народ и держал речь.
«Всем следует жить своим умом, — говорил царь. — Дело ясно. И в первый раз, когда патриарх оставил свой престол по своей воле, глупые люди запирались в своих домах и произвели раскол. Теперь готовится то же самое, старая закваска, видно, еще не перебродила. Не стоит говорить, чего добиваются люди, прячущиеся поуглам, но тех, кто их слушать будет, постигнет жестокая кара. Ни догмагы, ни обряды не затронуты, а другого патриарха разве нельзя избрать? При новом вам будетлучше, и вы испытаете на себе действие лучей сродного нам благоволения. Бросьте тайные сходки. Знаю, что много попрошаек ходит по домам, они, пожалуй, будут винить царей (т. е. Михаила с сыном) и сбивать всех с толку. Подавайте им, но увлекаться их речами — иное дело, и я того не потерплю. Они разбегутся, а вам не уйти от наказания».
Странниками-«сумоносцами» кишела столица искони, и этот люд сообща с опальными чиновниками, с беглыми монахами и расстригами поддерживали в народе брожение. Населению, несшему тяготы мировой политики Пале-олога, приходилось круто, и легко мог разразиться кровавый бунт под знаменем защиты Церкви и православия. Во главе недовольных, сторонников Арсения, стоял бывший епископ Андроник, человек желчный и честолюбивый, а также монах Иакинф из Никеи, образованный, учивший и кормивший детей, личный друг Арсения. Иакинф нашел поддержку в сестре императора инокине Марфе. Ее дворец стал центром ревнителей православия. Примкнули друзья Арсения из духовенства, партия ослепленного Ласкаря и упомянутые сумоносцы — вожаки темного народа.
На место Арсения был поставлен митрополит Герман, старый знакомый царя, обходительный, щедрый, покровитель ученых; он добился прощения опальному Оловолу и поставил его во главе школы, первой после латинского разорения. Но не такие качества могли создать ему авторитет в народе после крупной фигуры Арсения. От нового патриарха ждали протеста, защиты Церкви и ее прав против царя. На благодушного Германа обратилась народная ненависть. Его подвергли бойкоту, его доброту истолковывали в дурную сторону, его прозвали выскочкой, лжецом и варваром Мармуцей (он был из лазов), перешедшим противозаконно с престола дочери на престол матери (он был ранее епархиальным архиереем). Месяца не прошло, как был раскрыт заговор придворного Франгопула на жизнь царя; замешан был французский наемник Карл, убийца регента Музалона, он и выдал товарищей. Пошло жестокое дознание; царь допытывался, не принимал ли участия ненавистный Арсений. Под пытками его оговорили; царь, грозя ужасами, добился у синода всего, чего хотел. Послали следователей допросить Арсения. Решено было в случае сознания его казнить, если же будет запираться, объявить ему отлучение и вновь допрашивать и, если он будет изобличен хотя в недонесении, казнить; если же и вторичный допрос не уличит Арсения ни в чем, тогда снять с него отлучение. Среди следователей был и историк Пахимер, служивший церковным судьею (протек-дик). Комиссия прибыла на пустынный остров, где в келье на скале томился Арсений. «Что сделал я царю? — отвечал старец в рубище. — Благодаря ему сижу на этих скалах, как бесчестный ссыльный, питаясь милостыней. Пусть его фратриарх (т. е. еретический патриарх) вместе с Евлогией (царской сестрой) благословляет все, что царь совершает». Обвинительного акта он не стал и слушать, заткнув себе уши. Произошла тяжелая сцена. Следователи ничего не добились. На возвратном пути их постигли всяческие бедствия, и они сами объяснили это тем, что не благословились у старца. Расспросив их, Палеолог хотел исправить впечатление и приказал послать Арсению много денег, припасов и трех друзей для утешения. Допрос Арсения и небесная кара разожгли ревность арсенитов. Патриарха Германа осыпали насмешками. Сам царский духовник Иосиф перешел в оппозицию, рассчитывая взойти на патриарший престол. Он стал внушать царю, что Герман не может разрешить ею от клятвы, наложенной Арсением, и царь подослал Иосифа к Герману, чтобы уговорить его уйти добровольно. Когда Герман убедился, что совет исходит от царя, он удалился в Манганский монастырь возле Большого дворца и в благодарность получил звание «царского родителя».
Иосиф достиг цели и занимал патриаршую кафедру семь лет (1267— 1274). Он не блистал ни ученостью, ни особой добродетелью, но был находчив в обращении, предпочитал простую задушевную компанию. Снятие клятв с царя — его первое дело — было обставлено исключительной торжественностью. В присутствии синода и двора царь ползал на коленях, исповедуя свой грех, ослепление Ласкаря. Патриарх и архиереи поочередно читали акт разрешения царя от наложенного на него отлучения. Хотя на народ эта церемония не произвела большого впечатления, Михаил почувствовал себя крепче на престоле (1268).
Пережив такую бурю, Палеолог стоял теперь перед другой, еще более опасной. Дело шло об унии, об измене православию ради политических выгод.
Созвав патриарха и синод, император держал речь, указывая на внешнюю опасность, на необходимость примирения с латинской Церковью. Он предъявлял соборный акт времен царя Ватаци, по которому латиняне не обвинялись в ереси из-за Filioque: он указывал, что и прежде греки совершали вместе с латинянами таинство евхаристии, высказал мнение, что переменить обряд означает не более, как греку заговорить по-латыни. Чем противно православию поминание имени папы за обедней? Ведь сам Бог называл Авраама отцом. Если же допустить апелляцию к папе, то разве опасно ездить к нему за море? Аргументы царя поддерживали архидиакон Мелитиниот, Григорий Кипрский и «ритор Церкви» Оловол. Патриарх ожидал, как выскажется ученнейший хартофилакс Векк. Тот молчал, боясь царя, пока патриарх не заставил его говорить угрозою отлучения. Тогда Векк заявил, что для него душа дороже тела. Бывают люди, которые называются еретиками, но не еретики; наоборот, существуют еретики, да не называются таковыми. К числу последних принадлежат латины. Выслушав это, царь немедленно ушел и приказал синоду судить Векка, назначив обвинителем Хумна. На заседание синода явились Хумн, старый вельможа историк Акрополит и другие сановники. Векк заявил, что Хумн — подставное лицо, а с царем он не в силах судиться. Патриарх не разрешал судить Векка. Видя это, Акрополит ушел со словами: «Всех вас Векк водит за нос, и не знаю, что делать». Векк ходил к царю, умоляя не гневаться, предлагал отправиться в ссылку, но царь не сказал ему ни слова; тогда Векк надел черные одежды и с домочадцами укрылся в св. Софии. Царь поспешил прислать ему грамоту за печатью, что ему бояться нечего, но, когда Векк вышел из Софии, его схватили и посадили во Влахернскую тюрьму (Анемовы башни, сохранившиеся до сих пор), охранявшуюся «кельтами», носившими секиры (бывшая варяжская дружина). Вслед за тем царь со своими учеными Мелитиниотом и Григорием Кипрским составили «том», в котором на основании исторических справок и документов оправдывали латинян, и послали патриарху. Последний созвал своих ученых, к оппозиции примкнули многие, даже упомянутая царская сестра Евлогия. Составление ответа было поручено Иову Иаситу, которому помогал и историк Пахимер. Ответ обсудили по пунктам и отослали царю, который положил его под сукно. Документ этот дошел до нас в Мюнхенской рукописи. Тон его резкий: с еретиками и безбожниками нельзя иметь общения, их нужно жалеть; если же их гложет язва кощунства, то пусть они убираются из синагоги Израиля, а нас оставят искать вечного спасения. Палеолог решил использовать авторитет заключенного Векка. Ему были доставлены выписки из отцов Церкви, свидетельствовавших более или менее в пользу латинян. Векк как «правдивый ученый» пошел на соглашение, и царь его освободил, прислав ему еще книг, между прочим, сочинения никейского богослова Никифора Влеммида, который был сторонником примирительной формулы об ис-хождении Св. Духа «от отца через сына» и склонялся к «спасительной экономии» в делах вероучения.
Между тем вождь непримиримых православных, монах Иов из просвещенного рода Иаситов, принял меры, чтобы патриарх Иосиф не поколебался, и за подписью патриарха и членов синода было разослано окружное послание к православным христианам о признании латинского учения еретическим, в чем подписавшиеся присягнули. Тогда царь обратился к Векку, который, видимо, уже достаточно ознакомился с выписками из св. отцов и перешел на сторону унии. Опираясь на заключение Векка, император настоял на посылке миссии в Рим. Бывший патриарх, «царский родитель» Герман, Никейский митрополит, логофет Акрополит и еще два сановника были назначены в состав миссии и на двух военных кораблях отправились в путь, взяв с собою царские подарки папе: ценные облачения, иконы на золотом фоне, драгоценные благовония, усыпанный жемчугом алтарный покров, царское приношение храму Петра и Павла. С патриархом Иосифом, своим долголетним другом и духовником, снявшим клятвы Арсения, Михаил Палеолог заключил компромисс, убедив его переселиться в монастырь Перивлепт с сохранением сана; если уния не состоится, то Иосифу предстояло вернуться на кафедру, в противном же случае он должен был уступить место новому патриарху (1274).
Палеолог начал действовать круто. За смертью бывшего патриарха Арсения, нового Феодора Студита, против унии образовалась сильная объединенная оппозиция. Арсениты соединились с иосифлянами. Было очевидно, что большинство архиереев не примут унии. Царь убеждал их и лаской и угрозами. Чем вредно признание папы, разве приедет он к нам через море? Что значит поминать его? Не только отцы ваши, но и Сам Христос прибегнул к «экономии», приняв крест за наше спасение. Вы же затеваете раскол и порицаете меня. Великий эконом Кенфилин, полагаясь на свою старость и близость к царю, умолял его на коленях не возбуждать внутри империи церковного и гражданского междоусобия ради избежания войны с внешним врагом. Царь приказал покорному духовенству составить «том», или исповедание, в смысле унии; в конце приведен был стих: «Благословляющие Тебя благословенны будут, и проклинающие Тебя прокляты будут». Этот «том» разносили по домам и отказывавшихся подписать его заставляли, описывая все ценное в доме, вносить наемную плату за дом за 13 лет со времени взятия столицы, так как дома-де принадлежат царю по праву завоевания. Непокорных увозили в ссылку на приготовленных кораблях; множество было сослано на острова Архипелага, в Никею, некоторые сами уехали, многие подчинились при посадке на корабли. Духовенство и монахи были созваны во дворец, между ними — упомянутый ритор Церкви Оловол, начальник школы грамматиков в Орфанот-рофии. Он подал голос против унии. Поднялся крик «Он тайный враг царя, недаром у него урезан нос!» Вне себя, Оловол ответил, что он был изувечен за Иоанна Ласкаря. Придворные хотели разорвать его на куски, но царь сдержал их и велел сослать Оловола в никейский монастырь Иа-кинфа. Через несколько времени его привезли обратно, и по царскому приказанию Оловола вместе с одним из Иаси-тов и восемью другими палачи били и провели по городу, повесив на них окровавленные грязные бараньи внутренности, которыми били Оловола по лицу. Позорное наказание подействовало. Высшее духовенство более не противилось. Обеспечено было признание трех пунктов унии: папского верховенства (примата) над всею христианскою Церковью, папского верховного канонического суда (апелляция в Рим) и, наконец, поминания папского имени на церковном богослужении.
Палеолог писал папе Григорию, что его легаты могли видеть, как он, царь, ради единения Церквей пренебрегает сном, пищею и государственными делами. Но его положение трудно, как бы, устраняя древний раскол, не породить нового. Притом и Карл Анжуйский своей враждой к грекам препятствует христианскому единению, — жаловался Палеолог папе и просил принять меры для безопасности греческой духовной миссии, посылаемой на Лионский Собор. Карл Анжуйский не был в состоянии воспрепятствовать проезду греков: папа требовал во имя веры, и папе предлагал свою помощь могущественный Альфонс Кастильский со своими союзниками — гибеллинами и Генуей. Мало того, папа заставил Карла отсрочить на год морской поход против Палеолога, предусмотренный договором Карла с изгнанником Балдуином.
В конце июня 1274 г. в Лион прибыли послы Палеолога и патриарха: бывший патриарх Герман, «царский отец» и родственник; великий логофет Георгий Акрополит, известный нам историк и государственный деятель, и, наконец, митрополит Никейский Феофан, при них два чиновника. Они привезли послания от греческого духовенства и царей. Покорное Палеологу духовенство, 35 митрополитов и архиепископов, царский и патриарший клир — меньшая часть осталась верною патриарху Иосифу, — отправили послание, скрепленное и, по-видимому, редактированное Векком; они писали об усилиях царя восстановить церковное единство, о противодействии патриарха Иосифа, который предпочел удалиться в монастырь; они были готовы признать за папой достоинство и наименование первого и верховного иерарха христианской Церкви, «согласно древней юрисдикции, существовавшей до схизмы». Сам Палеолог писал определеннее: с юных лет он-де желал устранить церковные раздоры и соблазн (scandala), вернуть святейшему престолу его древние права, но лишь ныне, благодаря инициативе самого папы старания его, царя, увенчались успехом. Вероучение Римской Церкви, заявляет Палеолог, благочестиво и вполне согласно с верою Греческой Церкви, только некоторые «словечки», и то по различию латинского и греческого языков, вызвали разногласие, которое он отвергает, и ныне он склонил непокорных к повиновению папе. В заявлениях Палеолога сквозит «экономия» в делах веры и догмата, восходящая к Влеммиду и некоторым отцам Церкви, и руководит им политический расчет. Признание примата и папской юрисдикции Палеолог выразил почти в такой же формуле, как писало духовенство; разница есть в оговорке «согласно канонам». Духовенство настаивало на соблюдении всего завещанного отцами «до схизмы», тогда как Палеолог, по-видимому, оставляет за папой последнее слово и в истолковании канонов. Царь настаивает лишь на соблюдении «издревле установленных обычаев, ни в чем не нарушающих благочестия». Было послание и от престолонаследника Андроника.
Из опубликованных Делилем документов ясно, что послы Палеолога вели в Лионе и политические переговоры. Они подтвердили письменно обязательство Палеолога всеми средствами содействовать походу на неверных, лишь только царь получит мир с соседями-латинянами и будет руководиться указаниями папы в этом священном деле; и греческое духовенство готово проповедовать крестовый поход и на площадях, и с церковных кафедр.
Сохранился перечень и требований греков. Папскому легату (Бернарду Монтекасинскому) даются полномочия завершить политические переговоры в Константинополе; папа устраивает мир между греческим императором и всеми латинскими государями, т. е. и с Карлом Анжу, дабы греки могли участвовать в крестовом походе. Дети М[ихаила] Палеолога поручаются попечению папы, чтобы они могли вступить в браки с членами западных династий сообразно интересам греческой империи. Папа не примет мятежных вассалов греческого императора и воспретит католическим государям принимать таковых под свое покровительство. Потомок царя Михаила, устраненный от власти за малолетством, имеет право на дипломатическую и церковно-административную помощь папы, но посылать латинские войска против греков папа не должен. На греческом троне должны сидеть избранники греков, и М [ихаил ] Палеолог не желал, чтобы христианская кровь лилась из-за его потомства. Политическое значение имели и требования греков, чтобы папа письменно обещал константинопольскому синоду и правительству (синклиту) соблюдать греческий обряд; оставить независимые латинскую и греческую иерархии в Антиохии, Иерусалиме и на Кипре; подтвердить права Охридской греческой архиепископии на Церкви Загорскую (Болгарскую) и Сербскую на основании грамоты (подложной) папы Вигилия Юстиниану Великому. Права эти были нарушены при никейских царях, нуждавшихся в союзе с болгарскими и сербскими государями и породнившихся с ними. Палеолог поставил себе целью подчинить Греческой Церкви автокефальные южнославянские и умело пользовался для того унией. В том же году Тырновский патриарх присягнул на верность Римскому престолу в Константинополе в присутствии царя и папского нунция.
Дело унии было доведено до конца без препон на этот раз, и очень быстро, 28 июня, патриарх Герман читал в Лионе, за обедней, символ с Filioque; б июля, на четвертом заседании, сам папа в торжественной речи заявил, что греки сделали больше, чем ожидали от них, и свободно подчинились Римскому престолу независимо якобы от каких-либо политических условий. Это заслуга их императора. Прочли царскую и синодальную грамоты. Вслед за тем Акро-полит присягнул от имени царя на верность латинскому исповеданию и папской верховной власти. Иерархи Герман и Феофан подписались под текстом присяги Акропо-лита. Уния была оформлена.
Дипломатия папы Григория оказалась успешнее, чем все усилия и жертвы творцов и деятелей Латинской империи в Константинополе. Впрочем, почва была подготовлена предшественниками Григория, и уния вряд ли осуществилась бы, если бы не было страшного Карла Анжу. Григорий мог торжествовать: дисциплинарная и каноническая власть папы была признана греками, и они, как верные сыны, готовились идти на освобождение Св. Гроба.
Дипломатический успех папы Григория и императора Михаила казался блестящим. Церкви объединены, и открыта возможность политического соглашения. Но это был успех правительств. Рознь народов, различие культур, вероисповедные и экономические факторы вековой борьбы латинского Запада с греческим Востоком не могли быть устранены актами Собора 1274 г. Притом договорившиеся стороны руководились различными целями: курии было нужно подчинение Греческой Церкви и помощь против неверных; для Палеолога всего важнее было устранить опасность со стороны латинян Италии и Западной Греции под знаменами Карла Анжуйского.
По возвращении греческих послов из Лиона в Константинополе была отслужена торжественная литургия в присутствии царя и папского нунция. Читали Св. Писание по-гречески и по-латыни и поминали папу. Вскоре Векк был возведен на патриарший престол.
Патриарх Иоанн Векк (1275—1282) по учености превосходил современников. Это была крупная личность. Конечно, не сочинения Влеммида изменили его убеждения в пользу унии, но те же соображения политического и культурного порядка, которые руководили и Михаилом Палеологом. Борцом за унию Векк остался до конца своих дней как в своих богословских и полемических трудах, заполняющих большой том Патрологии, так и в своей церковно-административной деятельности. Латинский догмат об ис-хождении Св. Духа и от Сына (Filioque) нашел в лице Векка самого обстоятельного историка, истолкователя и защитника. Он писал по этому вопросу особенно против Фотия, против Феофилакта Болгарского, против богословов ком- ниновского времени Каматира и Николая Модонского, против современников своих Григория Кипрского, Н [иколая] Мелитиниота и других. Автобиографическое значение имеют послание «О несправедливости, коей я подвергся, будучи низвергнут с трона» при Андронике Палеологе и его «Завещание»; но боевой темперамент сквозит и в его чисто богословских трудах. Пока жил Михаил Палеолог, Векк пользовался уважением царя и имел крупное влияние на дела; он был горячим ходатаем за обиженных судами и властями, и его голос звучал громко, беспрестанно и неустанно; Векк входил в детали каждого дела и являлся перед царем лучшим адвокатом обиженных; чтобы пробудить царское милосердие (дело нелегкое при М[ихаиле] Палеологе), патриарх, как искусный актер, представлял дряхлого старика или слепца, обиженного судьбою; он умел ждать часами в царской приемной, мог и возвысить голос; не раз бывали между патриархом и царем крупные неприятности. «Архиерей не конюх, повинующийся слепо», — сказал он однажды М [ихаилу] Палеологу, бросив к ногам его свой посох; другой раз, за литургией, он заставил царя дожидаться с протянутой рукой антидора.
Верный унии, Векк сознавал, что объединение Церквей, «состоявшееся так, как всем известно», вызвало «скандал» и «пламя злобы, разраставшееся ежедневно».
«Что же, клянусь Троицей, нам было делать? Сложить руки? Мы были готовы и проповедью, и писаниями убеждать всех не уклоняться от общения и не осквернять братского единомыслия из-за прибавки Римской Церковью слов об исхождении Св. Духа и от Сына. Но все люди нашего поколения, мужи, жены, старцы, юноши, девицы и старухи, сочли мир за раздор, и те немногие, которые пользовались влиянием, разжигали весь народ против нас. И не об общей пользе хлопотали они, но о том, чтобы свергнуть нас с патриаршего престола».
Низвергнутый при новом царе среди ликования бесчисленного народа, заполнившего все утлы св. Софии, Векк окончил дни в суровом заточении, не изменивши унии, делу своей жизни.
Его сочинениями пользовались позднейшие греки-униаты, начиная с Г[еоргия] Метохита. По учености и силе убеждения Векк противостоит самому Фотию. Главный его антагонист Григорий Кипрский, более замечательный в качестве оратора, нежели богослова, уступал Векку в ясности суждения и, сменив его на патриаршей кафедре, не мог справиться с «энцикликами» Векка.
Впав в пылу полемики с Векком в ересь, Григорий Кипрский сам был принужден удалиться в монастырь. Другими противниками Векка были монах Максим Плануда, митрополиты Иоанн и Хил и Феолипт. Замечательно, что и Плануда, и Григорий Кипрский в молодости были под сильным влиянием латинского богословия. Борьба православных с унией далеко переступила за пределы литературы и богословской полемики, как увидим ниже, и Палеолог наполнял тюрьмы православными как изменниками правительству, не щадя собственных родных. Толпы изгнанников бежали в Грецию, Трапезунт и даже в православную Болгарию.
С другой стороны, политическая ценность Лионской унии оказалась невысокой. Карл Анжуйский с изгнанником Балдуином и после 1274 г. не признавали за М[ихаилом] Палеологом прав на Константинополь. Венецианские послы на самом Соборе заявили, что Венеция не отдаст своей доли в Романии, несмотря на присоединение греческого императора к католичеству: эти владения завоеваны венецианцами мечом и во имя Церкви; хотя этот протест не помешал венецианцам возобновить перемирие с Палеологом. Сам Михаил настаивал на точном соблюдении политических условий унии, истолковывал их в том смысле, что Римская Церковь отдала ему все наследие греческих царей, и немедленно послал войска на греческий Запад. Обстоятельства походов 1274 и 1275 гг. — занятие Албании в союзе с албанскими князьями, тяжкое поражение византийской армии на суше и блестящая победа византийского флота у берегов Евбеи — были уже изложены в связи с балканской политикой М[ихаила] Палеолога. Итальянцы едва держались в Драче; греческие корсары угрожали кораблям подданных Карла даже в Адриатическом море. В борьбе с Карлом Михаил опирался по-прежнему на генуэзцев, с которыми возобновил договор почти на условиях Нимфейского, и генуэзцу Михаилу Цахарии отдал богатейшие рудники в Фокее на малоазиатском берегу.
Несмотря на унию, война между греками и латинянами была в полном разгаре. Папа Григорий добился лишь отсрочки на один год того похода на греческую империю, который был предусмотрен договором в Витербо между Карлом и изгнанником Балдуином; но и то лишь вследствие временной слабости Карла, занятого борьбой со своими итальянскими врагами. Может быть, папа Григорий, видя неизбежность столкновения между греками и Карлом, давал Михаилу годичный срок, чтобы утвердиться на западе Греции до того времени, когда у Карла развяжутся руки. Папа Григорий лишь двумя годами пережил Собор 1274 г., но должен был видеть, как мало его знаменитое дело, заключение унии, послужило миру между христианами; перед смертью он радовался известию, будто Михаил Палеолог твердо намерен участвовать в крестовом походе на неверных рядом с виднейшими государями Запада.
Кончина Григория X развязывала Карлу руки. На папском престоле появился земляк и ставленник Карла Иннокентий V. Но и он не мог порвать открыто с традициями политики курии на Востоке. Карл Анжуйский валялся у папы в ногах, требуя разрешить ему идти на греков, однако Иннокентий настоял на том, чтобы сделать попытку предупредить большую войну. Иннокентий написал Палеологу, что опасность велика, советовал предоставить св. престолу разрешение конфликта с Карлом и Балдуином, законным императором Константинополя; при этом папа требовал, чтобы не только Михаил присягнул в соблюдении унии, но и каждый греческий архиерей. За то папа давал своему нунцию право отлучать от Церкви всех противников унии на Востоке, налагая на их земли интердикт; имелся в виду главный враг Палеолога в Греции — фессалийский деспот Иоанн Ангел. Вскоре Иннокентий умер, и миссия с этими письменными предложениями выехала из Рима при папе Иоанне XXI. Палеологу стало ясно, что курия ему помочь не может и что уния не принесла прочных политических выгод: положиться на решение папы было опасно. Раздражать курию было, однако, невыгодно. Михаил VIII не только хитрил, но и волновался более, чем когда-либо. С одной стороны, он старался убедить нунциев в своей преданности папе и унии, присягал устно и письменно, присягал и Андроник, и патриарх, и даже часть архиереев; повели нунциев в тюрьму, где в цепях томились близкие и родные самого царя за непокорность унии: протостратор Андроник Палеолог с племянником, пинкерна Мануил Рауль с братом.
В то же время непреклонность царя в отношении к православному духовенству, видимо, поколебалась. Патриарха Иосифа он перевел из ссылки в загородный роскошный монастырь Космидий. Особой новеллой у Векка было отнято распоряжение патриаршими монастырями в епархиях. Враги Векка подняли голову, доносы следовали за доносами. Мусульманская надпись на блюде восточной работы, поднесенном царю патриархом, и та была использована. Векк крепился, но не стерпел и поручил историку Пахимеру написать отречение от патриаршества; но царь отставки не принял, патриарха обелил, нуждаясь в нем, но клеветников не наказал. Ни царь, ни Векк не могли и думать заставить православных архиереев проповедовать в церквах о папском примате и петь Filioque. По приезде нунциев царь сказал синоду приблизительно следующее:
вы знаете, как мучительно трудно было провести унию. Я пренебрег патриархом Иосифом, которого любил как отца. Обидел и унизил друзеймоих. Свидетели тому — мои родные в тюрьмах, навлекшие на себя мой гнев только из-за унии. Думал я, что латиняне большего не потребуют, и в том поручился перед вами златопечатной грамотой. Кое-кто из ваших, из тех, кому люб раздор, встретившись в Пере с фрерами (католическими монахами), объявили унию насмешкой и обманом, и вот латиняне прислали эту миссию. Чтобы вы не волновались и не подозревали наше руководство делом, говорю вам наперед и обещаю — видит Бог, — что не допущу изменения нашихусловий ни на йоту, что на знамени своем я утвержу божественный символ веры отцов наших и выйду за него в бой не только против латинян, но и против всякой другой нации. Теперь же выслушайте послов и отпустите их с миром; новый папа не так расположен к нашим интересам, как был расположен Григорий.
И по настоянию царя было составлено синодальное послание к папе с заявлением покорности, причем часть подписей архиереев была обманно приписана в царской канцелярии; о догмате, «Filioque» не было упомянуто; сам Векк в отдельном письме признавал полностью римское учение. Особое послание Михаила Палеолога — образчик византийского хитросплетения. Умоляя папу защитить свою верную паству, царь ни разу не сказал точным термином «Дух исходит от Сына», но «проявляется», «даруется», «сияет». Наследник Андроник откровенно жаловался папе на врагов унии внутри империи.
Дата добавления: 2016-07-09; просмотров: 477;