Реформы 1965 г. и социально-экономическое развитие СССР

Реформы Хруще­ва показали, что од­ним администрирова­нием (переходом с от­раслевого на террито­риальный принцип управления, созданием новых организационных структур) достичь серьезных сдвигов в народном хозяйстве невоз­можно. Уже с начала 60-х годов среди от­дельных экономистов вызревала идея о необходимости иных экономических методов руководства. Господство компартии делало невозможным переход на действительно рыночную экономику, но идея о дополнении партийно-административных рычагов экономическими стимулами получала все большую популярность. Нарас­тавшие хозяйственные проблемы все настоятельнее требо­вали реформы управления экономикой.

Начало реформе положили решения мартовского и сен­тябрьского (1965) пленумов ЦК КПСС. Мартовский пле­нум сосредоточил внимание на механизмах управления сельским хозяйством. Его пытались реформировать на ос­нове сочетания общественных и личных интересов, усиле­ния материальной заинтересованности колхозников и ра­ботников совхозов в росте производства. Сни­жался план обязательных закупок зерна, объявленный не­изменным на 10 лет. Сверхплановые закупки должны были производиться по повышенным ценам. Снимались некоторые ограничения с личных подсобных хозяйств. Од­нако главный акцент в политике на селе был все же сде­лан на повышении роли министерства сельского хозяйства в планировании и руководстве сельскохозяйственным про­изводством, а также на увеличении капиталовложений.

В результате стоимость сельскохозяйственной продук­ции за восьмую пятилетку (1966—1970) возросла примерно на 1/5. Но серьезное по­вышение продуктивности сельского хозяйства невозможно без реальных материальных стимулов к труду. Без этого даже масштабные программы развития Нечерноземья, ме­лиорации и колоссальные капиталовложения (400 млрд. руб. за 1964—1988 гг.) не приносили эффекта. Темпы рос­та сельскохозяйственного производства быстро снижались. Колхозы и совхозы вновь оказались убыточными. Резко возросли закупки зерна за границей. Хотя на время уборки, в порядке так называемой шефской помощи селу, привлекалось до 20% всего активного населения страны, а колхозы и совхозы в огромных количествах стали полу­чать сельскохозяйственную технику, потери урожая со­ставляли ежегодно от 30 до 40%. С 70-х годов продоволь­ственное положение в городах стало быстро ухудшаться. На селе наиболее ярко проявилась несостоятельность «социа­листических методов хозяйствования».

Самой радикальной с 20-х годов реформе управления промышленностью положили начало решения сентябрь­ского (1965) пленума ЦК КПСС. Суть нововведений заключалась в том, чтобы усилить экономические рычаги и расширить самостоятельность предприятия как хозрасчет­ного звена. Предполагалось: 1) сократить число директив­ных плановых показателей до пяти; 2) укрепить хозрасчет предприятий и оставлять в их распоряжении большую долю прибыли; 3) перестроить систему ценообразования с тем, чтобы вместо поддержания низких оптовых цен установить их на уровне, обеспечивающем работу предприя­тий на началах хозрасчета (реформа оптовых цен в про­мышленности были осуществлена в 1966—1967 гг.); 4) вос­становить отраслевой принцип управления промышлен­ностью.

Однако хотя идея реформы заключалась в переходе от преимущественно административных к преимущественно экономическим методам, в ее основе сохранялась коренная черта прежней системы управления — главным критерием оценки предприятия оставался не объективный уровень экономической эффективности, а процент выполнения обязательных заданий центра. Противоречия реформы можно было устранять либо продвигаясь к рынку, что было не­возможно, либо вновь усиливая административные ры­чаги управления, свёртывая реформу. Это и происходило на практике. Предусмотренные первоначально прямые свя­зи между предприятиями и оптовая торговля средствами производства введены не были, поскольку они оказались несовместимы с системой фондирования и разнарядки, а в итоге хозрасчет предприятий оказался без материального обеспечения. Постепенно происходил возврат к более де­тальному планированию. Свертывание реформы особенно ускорилось после «пражской весны» 1968 г., когда попыт­ки придать «второе дыхание» социализму с использовани­ем рыночных механизмов вылились в Чехословакии в мас­совое движение за обновление общества и вызвали испуг не только у консерваторов из КПЧ, но и у советского ру­ководства.

Реформа 1965 г. несколько приостановила наметившееся уже в 50-х годах падение темпов роста промышленно­го производства. Со свертыванием реформы показатели темпов промышлен­ного роста все более скатываются вниз. Падала эффективность производ­ства и производительность труда.

Руководство пыталось объяснить такое положение ис­ключительно объективными факторами: неблагоприятной демографической ситуацией и снижением удельного веса трудоспобного населения; истощением старых источников сырья (прежде всего топливно-энерге­тических) и резким удорожанием его до­бычи и перевозки; физическим износом и моральным ста­рением оборудования и значительным увеличением военных расходов. Все эти обстоятельства негативно сказывались на развитии экономики СССР. Но не менее важной причиной ее пла­чевного состояния был кризис самой «социалистической организации труда». Академик Т.Н.Заславская в начале 80-х годов прямо заявила о том, что главная причина экономических неудач коренится в неспособности существую­щей в стране системы обеспечить эффективное использо­вание человеческих ресурсов и интеллектуального потен­циала.

Партийное руководство видело фактически единствен­ный выход из экономической стагнации в усилении адми­нистративных методов, детальном регламентировании хо­зяйственной жизни, а отсюда вытекало и стремительное расширение корпуса управленцев, числа министерств и ве­домств.

Особенно неблагоприятным выглядело экономическое положение СССР на фоне мировой экономики. От экономического (а отсюда и военного) соревно­вания с Западом зависело существо­вание Советского Союза и системы социализма. По офици­альным данным, разрыв между СССР и США с каждой пятилеткой сокращался.

Несравненно более опасным для СССР было обнару­жившееся стадиальное отставание от Запада в технологии. С 1950-х годов, ступив в эру научно-технической револю­ции, человечество оказалось в состоянии все ускоряющихся технологических переворотов. Первона­чально советское руководство путем максимальной концентрации ресурсов на ключевых участках НТР (ракеты, космос, атомная энергетика) добилось внушительных успе­хов. Однако, по мере расширения «фронта» НТР и дальней­шего ускорения ее темпов социалистическая экономика, построенная на жестком выполнении приказов центра, окончательно показала свою невосприимчивость к научно-техническому прогрессу. Между тем 70-е годы для запад­ных стран стали качественно новым этапом развития — пе­реходом от индустриального к постиндустриальному, или информационному обществу.На роль основного ресурса выдвигалась информа­ция. С появлением микропроцессоров началась стремитель­ная компьютеризация Запада, развитие наукоемких произ­водств, внедрялись энерго- и ресурсосберегающие техноло­гии. Доля занятых в сфере услуг и, особенно, в образова­нии стремительно росла и стала существенно превосходить так называемую сферу материального производства, где многие традиционные отрасли стали сверты­ваться. СССР пропустил новый научно-технический и цивилизационный виток развития. Советское руководство по-прежнему развивало отрасли, присущие индустриальному обществу. В результате страна вышла на первое место в мире по производству чугуна, стали, угля, нефти, газа, тракторов и минеральных удобрений. Число ЭВМ в СССР не превышало нескольких десятков тысяч, о массовом рас­пространении персональных компьютеров не было и речи. Удельный вес расходов на социально-культурные нужды с середины 60-х годов снижался.

В 60-х — середине 80-х годов в СССР быстро шла урба­низация. Приобретая все более «городской» характер, социальная структура советского общества развивалась, казалось, в рамках общемировых тенденций. Однако резким отклонением от них был рост удельного веса наемных работников и особенно рабочих. Последнее не только отражало стрем­ление «государственного социализма» к превращению всех граждан в зависимых от государства работников по най­му, лишенных средств производства, но и свидетельствова­ло об экстенсивном характере развития экономики, в кото­рой производственные отрасли поглощали основные тру­довые ресурсы.

Несмотря на официальный тезис о сближении социаль­ных групп, на деле шло усложнение социальных отноше­ний. Усилилась дифференциация в качестве и уровне жиз­ни, реальных правах управленческого слоя и остального населения. Широкий размах приобрела теневая экономика, особенно в сфере обслуживания населения. Нелегальное хозяйствование приобретало все более организованный характер, что увеличивало разрыв между доходами трудящихся, живших «на одну зарпла­ту», и теневиков. Уравниловка на производстве, соответ­ствовавшая идеологической установке на сближение соци­альных групп, привела к падению престижа сложного, квалифицированного труда, ликвидировала стимулы роста квалификации и производительности. Продолжавшийся количественный рост работни­ков материального производства отражал низкий уровень производительности труда.

Негативные процессы сильно затронули социальную сферу. Еще более чем раньше, была ослаблена социальная направленность экономики. Ресурсы страны позволяли ре­шать масштабные социальные задачи, но в действитель­ности сдвиги были значительно меньшими.

Государство особенно гордилось тем, что опережающи­ми темпами происходил рост так называемых обществен­ных фондов потребления (почти в 5 раз). Далеко не все трудящиеся могли, тем более на равных, пользоваться общественными фондами. За счет этого и обеспечивалась основная часть привилегий партий­но-государственной бюрократии и прочих функционеров системы. Прикрываясь идеями социального равенства, тоталитарная система за счет социалистических механиз­мов распределения обеспечивала «растущее благосостоя­ние» бюрократии. В то же время она ограничивала права работника самому распоряжаться заработанными сред­ствами, диктуя ему, в каких условиях жить, в какой боль­нице лечиться и т.д.

Уровень потребления был существенно ниже уровня производительности труда. Изы­мавшиеся средства проедались огромным военно-про­мышленным комплексом, «стройками века» и незавершенным строительством, «интернациональной помощью».

Духовная сфера

Кризисные явления в совет­ском обществе не могли не от­разиться на развитии его духов­ной сферы — на образовании, науке и культуре.

Имелись большие различия в уровне обра­зования городского и сельского населения. Качество обра­зования не только не улучшалось, но все более отставало от требований времени, научно-технического прогресса.

Политика в сфере образования, нацеленная на быстрый количественный рост выпускников полной средней и выс­шей школы, явно противоречила потребностям народного хозяйства в малоквалифицированном труде, которые не­прерывно росли из-за экстенсивного характера экономики, медленного технического перевооружения. Диспропорцию эту пытались преодолеть простым и привычным для систе­мы путем — пропагандой, внедрением малоэффективной «профориентации» школьников.

Решить проблемы средней школы попытались путем школьной реформы 1983—1984 гг. Основная ее задача ви­делась в том, чтобы сориентировать школу на нужды эко­номики.

Рост численности вузов не сопровождался улучшением качества подготовки студентов. Этому препятствовали не только слабая материальная база вузов, но и снижение уровня подготовки выпускников сред­ней школы, охваченной погоней за массовостью в связи с переходом ко всеобщему обязательному среднему образованию. Негативно сказывалось снижение престижа дипло­мированных специалистов, особенно массовых техничес­ких специальностей.

Весьма противоречивым было развитие науки. Продол­жался рост численности научных учреждений, росла численность научных работников. Увеличивалось финансирование науки, в том числе доля расходов на нее в национальном доходе. Кадровый потенциал советской науки к середине 80-х годов был чуть ниже уровня потенциала США. Однако лишь в отдельных фундаментальных областях советская наука не отставала от Запада, тогда как в прикладных облас­тях была далеко позади. Более того, в конце 60-х — 70-е годы СССР стал терять ранее завоеванные позиции в сфере освоения космоса, в самолето­строении, ряде других отраслей науки и техники. На деся­тилетия отставал СССР в области компьютеризации.

К числу позитивных моментов в духовном развитии об­щества следует отнести многократный рост абсолютных расходов на культуру, увеличение тиражей книг, журна­лов, других периодических изданий, существенное укреп­ление материальной базы средств массовой информации. Вместе с тем, даже относи­тельно благополучные количественные показатели отрази­ли и негативные сдвиги в культурной сфере. Наметился сдвиг в сторону более пассивного потребления культуры, в бюджете сво­бодного времени социологи стали фиксировать увеличение затрат времени на просмотр телепередач и сокращение на чтение книг, посещение театров, концертов, киносеансов и т.д. Тем самым не только сокращался диапазон потребле­ния культуры у среднего гражданина, но и происходила определенная стандартизация массового сознания.

Со второй половины 60-х годов идеологический диктат по отношению к средствам массовой информации и уч­реждениям культуры резко усилился. Постановление ЦК КПСС от 7 января 1969 г. «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевидения, кине­матографии, учреждений культуры и искусства за идейно-политический уровень публикуемых материалов и репер­туара» возвращало общество к сталинским ре­шениям по культуре 40-х годов. Эта политическая линия вполне закономерно вылилась в кампании травли и проработок деятелей науки, искусства и культуры.

В эти годы подверглись гонениям ученые-экономисты, видевшие успех развития экономики в ее переводе на ры­ночные рельсы. В 70-е годы обструкции со стороны влас­тей были подвергнуты представители «нового направле­ния» в исторической науке — П.В.Волобуев, К.Н.Тарновский, М.Я.Гефтер и др., — попытавшиеся, строго в рамках марксисткой идеологии, пересмотреть некоторые закосте­невшие положения советской историографии.