У истоков глобализации

Итак, в XX в. кризисное сознание претерпевает различные трансформации; этапы социального кризиса сменяются один другим. Может показаться неоправданной и упрощенной попытка подвести некие общие основания под эту череду кризисных возмущений, столь решительно охвативших человечество в XX столетии. Однако эти основания все же имеют место.

 

Сегодня человечество со своими опасениями и тревогами весьма далеко от сожалений об утраченной Ренессансной культуре, ценностях Нового времени и многого из того, что беспокоило мыслителей рубежа XIX-XX вв. Вторая половина XX в. - время стремительного развертывания глобальных процессов, время появления глобальных проблем.

 

Кардинальные изменения в обществе неизбежно ведут и к переменам в восприятии происходящего. Эволюция кризисного сознания в конце 1940-х-начале 1950-х гг. переходит в этап, связанный с осознанием реальности глобальных проблем и глобальной угрозы самому существованию человечества.

 

Эти трансформации кризисного сознания нашли отражение и осмысление в работах представителей так называемой постиндустриальной волны на Западе. Анализ этих работ - тема специального исследования. Интересно, однако, что авторы, обращавшиеся к изучению данного (глобального) этапа кризиса и сопутствующего ему кризисного сознания, в большинстве своем уже не являются представителями центральных направлений философии XX в., известных философских школ и традиций.

 

 

 

 

Сегодня это социологи, экономисты, футурологи и др. [12], что вполне объяснимо. Ключевой работой, которая, подобно "Закату Европы" О. Шпенглера, потрясла мир в начале 1970-х гг., становится первый доклад Римскому клубу "Пределы роста", подготовленный группой ученых Массачусетского технологического института (МТИ) под руководством Д. Медоуза.

 

Этот доклад вызвал волну возмущения на Западе. Ученые предупреждали, что существующие масштабы потребления приведут в ближайшие десятилетия к коренному истощению природных ресурсов, и это обречет человечество на вымирание. Прогнозы сопровождались детальными расчетами, выполненными с помощью сложной математической модели. Была предложена концепция "нулевого роста", иначе говоря, принципиального ограничения, даже остановки роста потребления.

 

Доклад был переведен на 35 языков и получил широкий резонанс во всем мире. За этим докладом последовали другие [13]. Деятельность Римского клуба и подобных ему организаций во многом достигла поставленных целей: сегодня человечество хорошо осведомлено об опасности глобальных проблем, озабочено перспективами своего выживания. Выживет ли человечество? Это основной вопрос, который мучит современный мир, достигший высот в экономическом, научном, политическом развитии. Мы многое умеем, но выживем ли мы?

 

12 Например, М. Кастельс, Э.Гидденс, Ф. Фукуяма, Дж.К. Гэлбрейт, А. Турен, О. Тоффлер и др.

13 Всего было подготовлено более 20 докладов Римскому клубу, среди первых: "Пределы роста", "Человечество на перепутье", "Пересмотр международного порядка" и др.

 

 

Кризисное сознание питается сегодня перспективами глобальной проблематики: беспокойство об утрате духовности переросло в страх за собственную жизнь. Характерной работой в этом смысле является эссе Эмманюэля Мунье "Об апокалипсическом времени", вошедшее в сборник "Страх в XX веке" (Париж, 1948). Это одна из работ, автор которой во многом предвосхитил и чутко воспринял тенденции эволюции кризисного сознания в преддверии второй половины XX столетия.

 

 

 

 

В качестве эпиграфа Мунье приводит цитату из "Le Presse" (июнь 1946), описывающую взрыв атомной бомбы: "Как только бомба упала, пылающее огнем зарево поднялось над морем. И взметнулся столб густого дыма, приняв очертания высокой горы, вершина которой походила на огромный гриб. Цвет моря сразу изменился. От взрыва погибли тысячи морских обитателей, несколько огромных судов пошли ко дну, другие были повреждены" [14]. Эту цитату мыслитель сопоставляет с фрагментом Апокалипсиса, повествующем о конце света.

 

Размышления Мунье выстраиваются вокруг понятия "Конец света". Наблюдая современное ему общество, социальную ситуацию середины XX столетия, мыслитель отмечает, что впервые за много лет людей неотступно преследует мысль о том, что конец света возможен и недалек. Мунье исходит из посылки, что подобное коллективное чувство не так часто рождалось в истории, и сегодня у человечества есть все основания оценивать его как основополагающий факт нашей эпохи.

 

Философ широко подходит к оценке понятия "конец света", для него это не конец одного мира, одной цивилизации: "Одно или несколько поколений людей могут предчувствовать, что они проживают последние дни той или иной эпохи, той или иной империи, но здесь не стоит вопрос о коллективной судьбе человечества. Если эти свидетели охотно верят тому, что мир рушится вместе с их привычным укладом, то это значит, что большинство людей этого поколения исторически живут еще как дети, - едва памятуя о том, что было до них и, смутно представляя, что ждет их впереди, принимая свою деревню за целую Вселенную" [15].

 

14 Мунье Э. Об апокалипсическом времени // Мунье Э. Манифест персонализма / Пер. с фр. М., 1999. С. 442.

15 Там же. С. 443.

 

 

Согласно Мунье, человечество уже пережило два мощных взрыва страха перед концом света (временные рамки весьма приблизительны - 50-е гг. и начало первого тысячелетия от рождества Христова). Современное человечество переживает третий взрыв страха, не сравнимый по своим масштабам с преды-

 

 

 

дущими. Мунье отсылает читателя к свидетельствам переходных периодов в истории от Боэция до святого Августина и не находит в них катастрофического восприятия эпохи. Разумеется, время, когда эти люди жили, было полно горечи и тревог, но оно не воспринималось ими как апокалипсическое.

 

Мунье обращается к эволюции самого слова "апокалипсис". Сегодня это синоним катастрофы и ужаса. Однако, согласно философу, его смысл сильно искажен. "Я не стану утверждать, - пишет Мунье, - будто первые христиане не испытывали священного ужаса перед мыслью о божественной справедливости. Они не были ни лучше, ни хуже нас, но если речь заходит об их слабостях, то критерием является высокая нравственность. Как бы то ни было, если они считали, что справедливость сурова, то были уверены и в том, что эта суровость справедлива в любом случае. Но даже если они приходили в состояние ужаса, что вовсе не характерно для христианина, то утешались верой в справедливость, проникнутую духом милосердия" [16].

 

16 Мунье Э. Указ. соч. С. 445.

 

 

Что же в таком случае означает Апокалипсис? - спрашивает Мунье. Это не сказание о катастрофе, как думает большинство наших современников, это - гимн, возвещающий о торжестве справедливости и Царства Божия. Причем для христианина речь идет не о конце мира как таковом, а о конце данного мира, т.е. о конце нищеты, бедствий, несправедливости, столь характерных для мира людей.

 

Согласно Мунье, в предшествующие эпохи мысль о конце света вовсе не была мыслью о крахе, скорее мыслью об ожидании его продолжения и завершения.

 

Так, в 1000 г. (библейски и апокалипсически символическом для людей, воспитанных на Священном Писании) люди понимали, что все должно кончиться в самое ближайшее время. X в. отмечен страданиями и мучениями: венгерские и нормандские нашествия, голод, эпидемии, опустошительные войны, ужасающая смертность. Грабежи и насилия становятся всеобщим явлением. Как же, по мнению Мунье, люди реагировали на перспективу Конца света в X в.? Мыслитель акцентирует внимание на

 

 

 

 

следующей постановке вопроса, характерной для указанного времени: жизнь иссякает, будущего нет, грядет Царство Божие... Так будем же достойны его! Начало XI в. отмечено "взлетом энергии" и оптимизмом. "Росла численность населения, укреплялась экономика, закладывались новые монастыри. Широкое строительство, - пишет Мунье, - началось ранее тысячного года, однако оно не было вызвано признательностью Богу за то, что он не разрушил мир, как если бы для христианского сознания наступление Царства Божия было катастрофой, которую можно было бы предотвратить или отодвинуть. Нет же, совсем наоборот: христиане стремились передать Богу достойные его величия творения" [17].

 

Философ обращается к столь давним временам, дабы лучше понять современные проблемы. Он отмечает, что сегодня в христианской среде все больше говорят о возврате к апокалипсическому, или эсхатологическому, христианству. И это объяснимо, если учесть, что происходит с христианскими учениями, обратившими свои взоры на социальную жизнь. "Одни, - пишет Мунье, - сводят все проблемы к потреблению и всеобщему комфорту; другие считают, что если решить проблемы техники, экономической и социальной справедливости, то все собственно человеческие проблемы либо исчезнут, либо притупят свою остроту, либо разрешатся сами собой" [18].

 

17 Там же. С. 446.

18 Там же. С. 447.

 

 

Последовательное христианство зовет на борьбу за социальную справедливость, но оно при этом не перестает твердить, что жизнь человека, считающего себя христианином, до самого конца будет протекать в противоречиях и борьбе, и ему никогда не достичь состояния прочной гармонии. Мунье отмечает, что кто-то характеризует позицию христианства как активный пессимизм, сам же философ склонен определить ее как трагический оптимизм. Христианство далеко и от беспочвенного благодушия, неоправданных мечтаний, и от безотчетного, животного страха перед грядущими катастрофами. Проповедники-ретрограды искажают смысл христианской эсхатологии. "Христиан-

 

 

 

ский катастрофизм, - пишет Мунье, - возникает исключительно в результате систематических деформаций, в которых, несмотря на их разнообразие, как правило, смешиваются прямолинейное видение истории и понимание ее как цепи не совпадающих друг с другом личностных деяний" [19].

 

Согласно Мунье, Апокалипсис находится в совсем иной перспективе. Он не предает анафеме ни историю конкретного человека, ни ту или иную цивилизацию в целом. В нем скорее просматривается тенденция к объединению всех наций, несмотря на их противоречия, вырисовывается проект, соединяющий все нации и устремляющий их вперед: "Если в Апокалипсисе и есть указание на будущее, то оно дается нам в тысячелетней перспективе как подспудное и длительное усилие, действующее в самой истории, где новый Закон последовательно вписывается в коллективные институты человечества. Он ориентирует на идею о постоянном духовном развитии, которое идет путем извилистым, противоречивым, спорным, а не есть мысль об ускоряющемся сползании Истории в пропасть. Оживление демонических сил к концу истории является свидетельством не завершения периода распада, а конвульсивного возврата к предшествующему состоянию, имеющему свой предел... А если говорить о конце мира, о котором вещают пророки, то вопрос о нем одинаково настоятельно встает в каждую историческую эпоху. Он может застать врасплох загипнотизированное своей гениальностью человечество, триумфально шествующее вперед, преодолевающее кризис за кризисом; он же может встать и перед человечеством, погрязшем в анархии и в силу этого пребывающем в плачевном состоянии. Если считают, что промыслом Божьим предполагалось смутить человека, определив его самодостаточным, то, как я полагаю, испытание его оказалось ценным как раз потому, что оно толкало человека максимально развивать свои способности, которыми Он его наделил" [20].

 

19 Мунье Э. Указ. соч. С. 448.

20 Там же. С. 448-449.

 

 

Далее Мунье, возвращаясь к современной проблематике, рассматривает проблему тревоги как наиболее актуальную в

 

 

 

 

нынешней социальной ситуации. Тревога, считает он, не представляет собой более смешения восторженной надежды и священного страха, свойственного апокалиптическому видению. Наиболее очевидная ее сторона - это мука. Мучение, истязание, пытка - именно такие слова в ходу у современных писателей, когда они приступают к простейшему самоанализу.

 

Мунье отмечает, что современный человек не видит более опоры в христианской надежде. Он, как и отколовшийся от церкви христианин, если решится идти окольным путем забвения, может создать множество всяческих удобств в этом тревожном мире. "Но постройки, возведенные над пропастью, - пишет Мунье, - неустойчивы. В индивидуальной жизни это оборачивается глубоким унынием. Накопление тайных пороков завершается болезнью общества, и через несколько поколений в мире родится новое зло" [21].

 

21 Там же.

 

 

Человечество переступило порог второго тысячелетия, и это стало еще одним поводом для апокалипсической тревоги. Согласно Мунье, исторические и психологические причины страха сегодня совсем иные, нежели это было в ожидании года тысячного. В XX в. ожидания рождаются не из глубоко оптимистического предсказания, а из всеобщего кризиса веры и краха социальных структур. По мнению Мунье, кризис веры вырастает ныне из крушения двух великих религий современного мира - христианства и рационализма.

 

Современные экономические структуры ежедневно демонстрируют собственное бессилие. Дезориентированный в экономической деятельности, лишившийся опоры под ногами, человек XX в. ощущает себя затерявшимся во Вселенной, которая на его глазах становится все более разрушенной и обесцененной. Философы фиксируют появление нового типа страха, который больше похож даже на крик отчаяния, чем на обоснование собственных позиций: одинокий и лишенный цели и опоры человек заброшен в абсурдный, бессмысленный и неразумный мир. "На первый взгляд, - пишет Мунье, - такая метафизи-

 

 

 

 

ческая опустошенность не должна была бы вызывать страх перед концом света... Для христианина... представление о конце мира, неизменно сопровождаемое как осуждением, так и восславлением, затрагивает и историю в целом, и каждую отдельную жизнь; это понятие лишается смысла, если соотносится с тем или иным историческим эпизодом. С точки зрения абсурдизма, мир в любой момент своего существования и для любого сознания решительнейшим образом завершен, законсервирован и лишен значения. Человечеству никогда не найти выход из этого состояния - ни в смерти, ни в преисполненной деятельности жизни" [22].

 

 

Какая же космическая катастрофа, задается вопросом Мунье, может привлечь наше внимание, когда рушится повседневное существование? Человечество, утратившее смысл своего существования или уверовавшее в это, может либо возжелать собственного исчезновения, либо сделаться безразличным к собственному исчезновению.

 

Производным от понятия "тревога" является "отчаяние". Для Мунье отчаяние - не просто идея; оно обладает разъедающей силой. И если отчаяние разъедает сердце, то в нем поселяется безысходная тревога, откликающаяся на любую опасность. "Перед лицом тревоги, - пишет философ, - жизнь есть не идея, но неустранимая сила, которая, если ей отказывают в будущем, протестует вплоть до того, что выходит из повиновения" [23].

 

22 Мунье Э. Указ. соч.

23 Там же. С. 451.

 

 

В широком социальном плане такая тревога перерастает в страх и затем, как следствие, порождает нигилизм в современном его выражении и, наконец, склонность к терроризму.

 

Мунье пишет, что мы живем в постыдное время, когда разложение обществ, некогда боровшихся за освобождение человека, тайно соседствует с безумием. Нигилизм, как проявление катастрофического сознания, оценивается философом как массовая реакция инфантильного типа. "Известно, - отмечает он, - что слабые люди, дети, больные невротики часто впадают в уныние. Они больше всего заняты собственными мыслями, а не делами.

 

 

 

Их помыслы грандиозны, они полны энтузиазма, но - недееспособны. Что-то двигается с места, и тотчас на них всей своей массой обрушивается высокая волна" [24].

 

24 Там же.

 

 

Проводя ряд аналогий (паникующий перед поломкой автомобиля путешественник и др.), Мунье приходит к выводу, что тревога современников перед лицом глобальной катастрофы, ожидающей мир, - это нечто вроде инфантильной реакции некомпетентных и потерявших самообладание путешественников, попавших в аварию (даже не в аварию, вставших на обочине дороги). Европейский человек, по мысли философа, скорее находится в ситуации, в какой очутился технически несведущий человек, путешествующий на машине, когда шофер внезапно умер, а машина мчится на полной скорости. Человек потерял возможность управления, которой он, как ему казалось, обладал, - мир несется в бездну, а он бессилен противостоять этому.

 

Этот нехитрый пример предваряет очень серьезные выводы, к которым постепенно приходит Мунье в своем анализе катастрофического мировосприятия, свойственного человечеству в XX в. Настало время взросления человечества, - заявляет философ, и вслед за Валери произносит слова: "Наука и техника постепенно совершали чудо". Человек сегодня способен достичь самых далеких звезд, искусственным путем создать жизнь и управлять ею, обезводить моря, стереть с лица земли горы, отодвинуть смерть. Наука гарантирует нам миллиарды лет до неизбежного обледенения нашей планеты. Но вот на пути человечества новая неожиданность: "Мы достигли, - пишет Мунье, - уникальной возможности, не сравнимой ни с какими другими, - уничтожить нашу планету и само человечество со всеми его возможностями. Чудное мгновение! До сих пор мы говорили, что человечество господствует над своим будущим, поскольку оно было обречено на будущее, в то время как каждый отдельный человек может, если захочет, вытянуть себе билет в потусторонний мир. Теперь же человечество само должно выбирать свою судьбу, и ему, что вполне очевидно, надлежит совершить героическое усилие, чтобы не избрать самый легкий путь - путь самоубийства" [25].

 

 

Итак, сегодняшний страх человечества - это результат стремления к знанию и господству, считает Мунье. Сами по себе эти стремления не подлежат осуждению, однако человек должен быть достаточно рассудительным, чтобы не использовать своих способностей и "плодов древа познания" в смертоносных целях. "Новые плоды древа познания, принесенные в дар Хиросиме и Бикини, странным образом напомнили об этом. Благодаря этим плодам мы стали богами. Но разве не содрогнулись мы перед их разрушительной мощью?" [26].

 

Поэтому сегодняшний страх человечества - это страх перед бесконечностью наших возможностей, нашими неограниченными способностями, данными нам Богом, перед "невозможностью укротить нашу изобретательность, когда мудрость наша, запыхавшись в погоне, не может совладать с ней. Отныне нигилизм - это не просто крикливая мода в философии; он стал воинственным и пошел в наступление" [27].

 

 

Мунье говорит, что существуют разные вариации нигилизма. Прежде всего, есть нигилизм творческий и преходящий, который возвещает о новом вдохновении и расчищает ему дорогу. Такой нигилизм не производит губительных разрушений, он полон порождающей силы, он помогает идти вперед. А есть и другой нигилизм, который идет от безумия перед лицом беспорядка и собственного бессилия. "Существует всеобщий закон, согласно которому, - пишет философ, - не находящие выхода мощные инстинктивные порывы превращаются в свою противоположность. Потребность в созидании и познании, в творчестве и понимании, в порыве из небытия к свету, если ее в избытке, в людях посредственных рождает желание разрушать, уничтожать, попирать все то, что встает на их пути. Это - дикарское, инфантильное действо: ребенок и дикарь всегда живут в предчувствии собственного поражения" [28].

 

25 Мунье Э. Указ. соч. С. 455.

26 Там же. С. 456.

27 Там же. 20 Там же.

 

 

 

Мунье констатирует, что европейский человек с приходом современности завершил свою внутриутробную жизнь в замкнутой Вселенной и в заботливо опекающей его с первых шагов церкви. Но времена меняются. История не стоит на месте. Сегодня поколеблены и развенчаны привычные основы человеческого существования. "Неподвижность, равновесие, предел, совершенство круга - все эти привычные компоненты идеи о природе отступили перед движением, перспективой, развитием, - пишет Мунье. - Во всех своих делах - внешних и внутренних, технических и художественных - современный человек заменил мысль о закостенелой судьбе, которую, если захотеть, можно было почти что с точностью рассчитать, мыслью о судьбе открытой, устремленной вперед, к неизвестному и бесконечному" [29].

 

Человечество переживает сложные времена. Мунье вспоминает слова Ницше, которые были написаны еще в 1873 г.: "Огромная волна варварства поднимется у наших дверей" [30]. Для Мунье эти слова актуальны именно сегодня, когда потоки варварства заливают души, сердца, умы наших современников. Естественно, что в этих условиях больное европейское сознание возвращается к теме Апокалипсиса, к великим пророчествам.

 

Действительно, общество сотрясают катаклизмы, самые разные катастрофы одна за другой обрушиваются на страны и народы, их населяющие. Впору испугаться и подумать о наступающем конце света. Но ключевая идея философа, пафос его рассуждений оптимистичен и конструктивен: "Я абсолютно уверен, что если мы, в самом деле, окажемся в таком положении (накануне конца света. - Т.С.), то наш долг будет сродни долгу наших предков, переживших тысячный год, - осмыслить причины беспорядка и вопреки житейским условиям во имя человека постараться построить новое общество, которое, в согласии с нашей верой, бросит вызов вечности" [31].

 

29 Там же. С. 453.

30 Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. I. С. 182.

31 Мунье Э. Об апокалипсическом времени. С. 457

 

 

Глава 3 Русская философия:








Дата добавления: 2015-07-24; просмотров: 831;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.035 сек.